...сумеречный котенок...
Название: Пока не расцвела сакура
Автор: katya_neko ([email protected])
Фэндом: Saiunkoku Monogatari
Бета: нет
Пейринг/Персонажи: Сейран, Шурей, Шока, Рьюки, Джуусан-химе, Шуе, Койю, Рьюшин, Рейшин, Юри-химе, триплет Ран, Сейран/Шурей, легкое Рьюки/Шурей, легкое Рьюки/Джуусан-химе, Рейшин/Юри-химе, Шока/Шокун
Жанр: романс, приключения
Рейтинг: PG-13
Состояние: закончен
Описание: написан по заявке, которая разбудила во мне шиппера-маньяка=3
Посвящение: Okini-chan как заявителю и товарищу-шипперу XD
Предупреждение: 145 страниц чистого текстаXD выставлять где угодно, но только с этой шапкой. Помните о нежной душе автора и копирайтах.
Пока не расцвела сакура
Пролог. Часть 1-2.
Часть 3-4.
Часть 5-6.
Часть 7-8.
Часть 9.
Часть 10-11.
Часть 12-13.
Часть 14. РьюкиЧасть 14. Рьюки
Подготовительные работы в главном зале были почти завершены, вышколенные слуги носились туда-сюда, торопливо расставляя по углам огромное количество разнообразных предметов, но при этом умудряясь сохранять немалое достоинство и оставаться незаметными. До суда оставалось всего пара часов.
Наконец, ковры были должным образом постелены и почищены, пол вымыт, а в воздухе висел мягкий ненавязчивый аромат экзотических цветов.
Возле одной из гигантских витых колон, стараясь держаться в тени, задумчиво стояли двое высоких мужчин. Роскошная одежда выдавала в них высокопоставленных особ, а манера держаться – благородное происхождение. Один из чиновников, сложив на груди руки, небрежно прислонился к каменной лепке, другой настороженно стоял рядом, пряча лицо за нервно вздрагивающими перьями огромного веера.
- Хм. Она и впрямь очаровательна. Обаятельна и энергична, - неожиданно высказался второй, прищурив узкие проницательные глаза.
Ко Киджин, услышав от своего эксцентричного друга столь необычную похвалу, удивленно приподнял изящные брови за очередной маской и проследил за взглядом Рейшина.
Тоненькая, гордая фигурка в синем на фоне огромных настенных ковров и высокого аляповатого потолка, Джуусан-химе. Принцесса, по обыкновению, следила за слугами, время от времени отдавая команды, но сегодня она казалась странно усталой, измученной и бледной, как полотно. Очередная маленькая пешка в игре своих могущественных старших братьев.
- Мне жаль ее. Обаятельна и энергична, без сомнения, но ее энергия пропадает зря в гареме этого глупого недоросля, - продолжил Рейшин.
Подобная реплика заставила Ходжи недоуменно нахмуриться. И вовсе не из-за оскорбительно пренебрежительного прозвища, которым наградил императора его друг – этот завзятый бездельник просто не мог выражаться иначе. Скорее, из-за очевидной бессмысленности такой жалости.
Рейшин с треском захлопнул цветастый веер и заинтересованно склонил голову набок. Киджин пожал плечами, тонкие губы его при этом скривились.
Не имело значения, насколько талантлива была та или иная наследница, она до конца жизни оставалась безмолвным движимым имуществом. Чем более высокое положение она занимала в обществе, тем меньше шансов было у девушки проявить свои способности, тем меньше свободы она имела. Девушка переходила от отца или родственника к мужу, собственность одного мужчины передавалась другому. Киджин никогда не предполагал, что дело может обстоять по-другому. Хотя, признаться, взгляды его резко поменялись, стоило Ходжи встретить самое упрямое создание женского пола, принцессу знаменитой семьи Ко, Ко Шурей. Он усмехнулся.
Джуусан-химе во многом напоминала ему дочь Шоки. Она была своеобразна. В ее взгляде читалась та же твердость характера, то же упрямство, свободолюбие. У нее был приятный голос и хорошая речь, она была неглупа, он ценил ее силу и мужество. Но бывают обстоятельства, от которых не убежать, - и этот сильный характер тоже понемногу уступал чудовищному давлению императорского дворца. Чуть более выраженные скулы, а значит, впалые щеки, и потускневший взгляд – еще один признак тоски. Киджин с удивлением почувствовал, как болезненно сжалось сердце. Ему не хотелось признавать это, но, видимо, он, как и Рейшин, сочувствовал девушке, ему было жаль этого яркого светлячка, медленно гаснущего в духоте гарема. Однако, как повелось, следующие слова друга заставили Ходжи сильно усомниться в искренности сочувствия того.
- Не то, чтобы мне было дело до этой незаконнорожденной девчонки, но она так напоминает мне Шурей. О, моя любимая племянница Шурей, как же я скучаю…
Далее монолог Рейшина перешел в невразумительные причитания. На глазах у мужчины выступили неподдельные прозрачные слезы. Киджин, услышав знакомые заунывные нотки в жалобном голосе, покачал головой и закатил глаза. С каких пор у его упрямого, как сто ослов, приятеля появилась потребность все время ныть?
- Идем. Нужно подготовиться.
Ответа Ходжи не получил. Рейшин тоскливо вздохнул последний раз, потом презрительно фыркнул, но, держась немного позади, все же без возражений последовал за товарищем.
***
Прерывистый огонь свечей вызолотил темный силуэт в тяжелом одеянии, и Шурей, слегка улыбнувшись, ускорила шаг.
- Рьюки, что ты здесь делаешь?
Император, оторвавшись от сосредоточенного созерцания одной из картин в узком, тускло освещенном коридоре, немного смутился и даже тихо вздохнул.
- Мы собирались с мыслями перед заседанием.
Шурей подошла ближе и внимательно всмотрелась в заинтересовавшее императора полотно. На крупном холсте был изображен сурового вида мужчина с прямыми серебристыми волосами и медового оттенка глазами. Художник необыкновенно правдивым образом передал его пронзительный золотой взгляд – неподвижный, осмысленный и печальный.
- Отец, - оборонил Рьюки, как будто представляя нарисованного мужчину девушке. Та со знанием кивнула.
- Император Сэнка. Ты унаследовал цвет его глаз, - осторожно добавила она, внимательно наблюдая за живым выражением лица правителя.
- Да. А вот волосы достались второму принцу, моему старшему брату Сейену.
Лицо императора засияло, словно озаренное звездным светом, – так было всегда, когда он вспоминал о старшем брате. Но теперь Шурей придавала всем деталям более глубокое значение, замечала гораздо больше, чем видела. И действительно – пряди длинных волос бывшего императора хранили тот же красивейший серебристый оттенок, что и волосы Сейрана. Он могла только удивляться, что не заметила этого поразительного сходства раньше, а также того, что с некоторых пор Рьюки говорил о принце в настоящем времени.
Она нахмурилась, беспомощно прижав ладонь ко лбу. Нельзя допустить, чтобы правду о принце узнали простые люди. Ради страны. И самое главное – ради Сейрана.
Списав ее озабоченный вид на беспокойство, Рьюки осекся и ободряюще улыбнулся:
- Все будет хорошо, Шурей. Мы защитим тебя.
- Спасибо, Рьюки, - немного помедлив с ответом, девушка ласково коснулась его руки, но император внезапно почувствовал себя одиноким.
Конечно, солнечная улыбка Шурей была по-прежнему полна тепла, но казалась рассеянной, а карий взгляд был устремлен скорее внутрь, чем на него. Она думала о Сейране.
Рьюки не мог ее винить, он знал, насколько глубоко течет ее привязанность к старшему брату, да и чего таить – он сам не на шутку волновался. Сейран всегда защищал его спину и теперь, когда брата не было рядом, даже он, правитель Сайнкоку, чувствовал себя не в своей тарелке. В данной ситуации было вовсе не легко разыграть холодное безразличие.
- Пойдем, - выкинув из головы грустные мысли, император протянул девушке согнутый локоть и, заработав в ответ очередную улыбку, храбро и решительно двинулся к судебному залу.
***
Его окружало целых шесть вооруженных, жутковато гремевших доспехами человек, но все же он успел уловить взбудораженный шум судебного зала, в который его медленно и осторожно сопроводила стража. А вот увидеть ничего не удалось – железные спины сопровождающих, к сожалению, оказались чересчур широкими и почти полностью заслоняли вид на роскошное помещение. Сейран до сих пор искренне недоумевал, по какой причине кому-то понадобилось так рьяно охранять его. Конечно, с мечом в руках он мог бы справился и с дюжиной, но безоружным выступать против такой толпы было больше похоже на глупое самоубийство. Принц Сейен или нет, но он вовсе не страдал суицидальными наклонностями. Более того, что-то подсказывало ему: решение об усиленной охране могло принадлежать только некстати запаниковавшему Рьюки. Оставалось лишь сокрушенно вздохнуть, смириться, потерпеть и принять это спокойно.
Когда же его – вернее, его многочисленную дребезжащую охрану, - наконец заметили, то в зале воцарилась гробовая тишина. Разговоры вмиг умолкли, и все в открытую уставились на него. Их процессия тут же стала центром всеобщего внимания.
С каждым новым неторопливым шагом Сейран все ближе и ближе подходил к самому сердцу великолепного зала, минуя одни ряды любопытных зрителей за другими. Гордо подняв голову, он с любопытством вглядывался в ряды одинаково заинтересованных пар глаз. Раны, Ко, Ши, Са, Хаку – они все были здесь. Их лица были непривычно строгими и холодными, их взгляды неизменно впивались в него, подобно острым ледяным иголкам.
Сейран понимал, что придя сюда, тем самым отдает себя в жаждущие его крови руки настоящего преступника, ибо в случае нападения он вряд ли смог бы выбраться из этой ситуации живым и невредимым. Казалось бы, он полностью доверился судьбе, подготовился к худшему развитию событий, однако, увидев среди наблюдателей Шурей, Сейран почувствовал, как испуганно сжалось непослушное сердце. Она могла пострадать, хотя находилась ближе к выходу, чем к середине зала. Он, поколебавшись, отвел глаза.
Джуусан, к его удивлению, выглядела весьма бледно и стояла рядом со старшим Сецуной, но его взгляд, по обыкновению, встретила настороженно, в упор. Каждый из тройни казался в равной степени корректным и серьезным. Шуе бдительно застыл чуть вдалеке, рядом с императором. Койю озабоченно хмурился и кусал губы – впрочем, обычное его состояние.
Рьюки еле заметно кивнул ему – Сейран чуть приподнял уголки губ.
Стража довела юношу до императорского кресла, остановилась чуть левее и, сомкнув ряды, застыла в неудобных позах. Теперь ему осталось только разглядывать потолки, богато украшенные лепниной, позолоченные и очень высокие.
Занавеси приоткрылись и спектакль начался.
***
Судебный процесс, наконец, пришел в движение, зловеще скрипя шестеренками, поразительно похожими на голос главного обвинителя, пояснявшего суть дела, а Джуусан-химе все еще пыталась вытряхнуть неприятный туман, казалось бы, навсегда поселившийся в ее голове. Она встала очень рано, хотя спала мало и плохо. Весь день ей пришлось играть привычную роль, стиснув зубы и испытывая неимоверные страдания. Ей не нравились ни безумная спешка подготовки к суду, ни последующее нарушение душевного равновесия. Уже к полудню принцесса была настолько измождена, что у нее не было сил добраться даже до собственной кровати, от которой ее отделяло всего несколько несчастных десятков метров, чтобы отдохнуть хотя бы пару часов. Подготовительные работы и уборка прошли в тусклой горячечной дымке, потому что от усталости и нервного напряжения она словно находилась в тяжком полусне.
- Мне даже сквозь толпу слышно, как ворочаются в голове твои глупые мысли, – послышался ворчливый, мрачный голос брата совсем рядом.
Джуусан автоматически поискала в голове достойный высказывания язвительный ответ, не нашла и решила промолчать, сосредоточенно вдыхая и выдыхая драгоценный воздух. Кажется, ее даже шатало - ситуация становилась опасной. Оставалось одно – сжаться в неподвижный комок, стушеваться окончательно, и девушка сосредоточенно уставилась на свои туфли.
Удивленный нехарактерным молчанием, Шуе осторожно скосил на девушку глаза. Она выглядела бесконечно усталой, лицо ее было бледнее обычного. Глаза оставались широко открытыми, но взгляд ничего не выражал. Словно его младшая сестра превратилась в лунатика.
Шуе торопливо схватил принцессу за запястье, поднес к глазам и ужаснулся – оно было даже тоньше, чем прежде, если такое вообще возможно.
Джуусан-химе от неожиданности сделала шаг назад, натолкнувшись на какого-то человека, и издала короткое нервное восклицание. Ее яростный взгляд, по обыкновению, был подобен кинжалу, но в этот раз ему словно недоставало остроты.
Опомнившись и осознав, что своей железной хваткой делает сестре больно, Шуе отпустил ее руку и внимательно изучил девушку, сделав для себя еще несколько неутешительных открытий. Но, открыв рот для многочисленных неприятных вопросов, был тут же перебит шумом в зале, который уже некоторое время нарастал, а теперь вдруг стал невыносимым.
А потом Джуусан внезапно метнулась в сторону и пропала в толпе.
***
Холодная ярость разливалась по его венам, смешивалась с его кровью и замораживала уже давно превратившееся в камень сердце.
Перед его глазами по-прежнему стояли тела матери, отца и братьев. Это просто было одним долгим жутким воспоминанием, которое, тем не менее, сломало ему жизнь. Его измученная душа не знала покоя. Он ел лишь по необходимости - у любой еды был привкус полыни и пепла. Спал, потому что ночью все спят. И ненавидел, без конца ненавидел, потому что жар ненависти рассеивал холод разрывавших душу картин прошлого.
Сегодня они ответят за грехи своего кровожадного отца. Ответят за гибель его семьи, за уничтоженное счастье, за пролитые слезы. За кровь, крики и смерть. Он уничтожит многое, потому что многое у него отняли.
Перед его глазами обвинитель, император и изгнанный когда-то принц мастерски разыгрывали смехотворный фарс под названием судебное заседание. Но он знал, что это не более чем тщательно продуманная театральная постановка. Даже сейчас принца окружало целых шесть вооруженных с ног до головы человек. Непросвещенному человеку могло показаться, что все было сделано ради защиты императора, но он мог с уверенностью сказать, что это было сделано самим императором, который желал любыми способами защитить своего драгоценного старшего брата.
Наивный мальчишка. В этом никогда не было нужды. Мягкий и безоружный на первый взгляд бывший принц был гибким и опасным, как тигр, и за мягкой серебристой шерстью коварно прятал острые зубы и стальные клыки. Сбрось его со скалы – и он приземлится на лапы. Зверь в обличие овцы. Кровавое чудовище.
И сейчас, и тогда, пятнадцать лет назад, они все были обмануты этим серебряным очарованием, этой видимостью заботы, этой фальшивой улыбкой и гордо поднятой головой. И пятнадцать лет назад, и сейчас сопляк император был готов сделать что угодно ради своего драгоценного брата – отдать трон или отдать жизнь.
Принц был окружен восхищением, принц был окружен любовью. Но все это уйдет, как только народу будет открыта его истинная сущность. Он отомстит ему самым худшим из возможных способов. И начнет с того, что заберет у принца самое дорогое ему существо. Так же, как и его отец забрал у него семью.
Движимый этой холодной яростью, он без колебаний заберет у принца Ко Шурей.
Принцесса Ко стояла чуть впереди него и, не двигаясь, сжав руки в кулаки, неотрывно смотрела на обвиняемого. Глупая влюбленная девчонка, ее большие наивные глаза отражали лишь этого кровавого юношу. Он слышал, что император всегда хотел заполучить ее в свой пустынный гарем. Что ж, тем хуже для чересчур мечтательного мальчишки. Ради любимого старшего брата ему придется пожертвовать еще и этим увлечением.
Пропади этот правитель пропадом. И пропади пропадом все те, кто использовал свою власть лишь для собственного обогащения. Их бывший император забрал у него гораздо больше.
Он просто хотел справедливости. И если эта справедливость должна прийти через смерть и страх, а не через правосудие – что ж, пусть будет так.
Он не чувствовал страха, лишь злобу и ненависть. И ненасытную жажду мести.
И убийца хладнокровно достал из широкого рукава кинжал.
***
Джуусан негодующе высвободила свою руку из железной хватки брата и неуютно поежилась. Холод тревоги опять запустил ледяные пальцы в ее душу.
Что-то неуловимое скользило по краю ее сознания, какое-то странное чувство. Липкий, противный взгляд на затылке, острая искра света где-то справа. Дрожь осознания пробежала по ее спине, когда она поняла, что это отблеск длинного и тонкого ножа в руках одного из многочисленных свидетелей. Ничем не примечательный мужчина с мрачным выражением лица, он неподвижной тенью стоял между ней, ее братьями и Шурей. На нем была дорогая, расшитая золотом одежда, но во взгляде его было нечто демоническое – и ни следа той мягкой учтивости, которая была присуща знатным людям.
Джуусан, ни на секунду не задумываясь, метнулась к нему и схватила за запястье. Их глаза встретились, мужчина потрясенно застыл. Всего несколько секунд они яростно боролись. Потом кинжал беззвучно упал на мягкий ковер.
Выругавшись, он наотмашь ударил ее тыльной стороной левой руки так сильно, что у принцессы зазвенело в ушах. Ослепляющая боль заставила девушку упасть на колени. Она неловко поднесла руку к носу и с удивлением промокнула кровь, текущую из левой ноздри.
Кто-то рядом с ней громко ахнул, кто-то из прислуги закричал. Вокруг Джуусан-химе постепенно образовался полный настороженности вакуум, и, не желая быть в центре всеобщего внимания, преступник попытался незаметно скрыться из виду. Заметив это, все разом набросились на него, а в следующую секунду разбежались кто куда, не сводя испуганных глаз с вылетевшей, словно из ниоткуда, длинной стрелы. Стрела со зловещим визгом пролетела над головами присутствующих и, задребезжав, вонзилась в мягкую древесину оконной рамы.
Поднялась паника. Люди бежали к выходу, бездумно расталкивая друг друга, в поисках спасения, в поисках укрытия. Они постепенно и неотвратимо увлекли за собой невозмутимую тройню Ран и отчаянно размахивающего руками Рейшина, хладнокровного Ходжи и суетливого Койю. За первой стрелой последовали остальные – у преступника все же оказались верные ему сообщники. Паника усилилась, но страх толпы был напрасен. Две из выпущенных стрел прошли мимо Сейрана, одна ударилась о перегородку между ним и высоким троном. Цель выстрелов сразу же стала ясна.
Преступник, подняв меч высоко над головой и угрожающе глядя на людей сверху вниз, медленно пробирался сквозь толпу к трону. Не замечая вступивших в бой генералов, не замечая, как один за другим, в отчаянной мольбе о пощаде преклоняют перед императором колени его сообщники. Ярость все еще двигала им, когда здравый смысл должен был подсказать, что лучше сдаться.
Сейран, решив рискнуть, молча обогнул растерявшихся стражников и застыл на месте, не сводя глаз с преступника, стараясь отвлечь его внимание на себя, подпустить его как можно ближе. Шурей, осознав всю опасность такого решения, протестующе вскрикнула. Рьюки, запаниковав, тут же обернулся. Сейран поймал на себе глаза младшего брата и мотнул головой, молча прося защитить безрассудную девушку.
И вовремя. Вместо того чтобы застыть на месте, Шурей начала пробираться сквозь толпу, против течения людей, прямо в самое пекло битвы.
- Сейран!
Ее хриплый крик заставил обоих юношей вздрогнуть.
Рьюки бросился ей наперерез, схватил Шурей за запястье и потянул назад. Девушка, не поддавшись, повернулась. В ее взгляде было все: ярость, гнев, страдание, беспокойство, сожаление. Но главное - там светилась любовь.
Любовь, но не к нему.
Пальцы императора разжались сами собой. В его глазах отразились зародившиеся давно подозрения – мрачные, ясные, болезненно реальные. В тот же момент убийца занес меч для удара.
Шурей, ощутив свободу, от неожиданности споткнулась, но, не остановившись, молнией кинулась в к Сейрану и защитила его своим телом, раскинув руки в сторону, ступив в то, казалось бы, слишком узкое пространство между смертью и ее любимым. Глаза ее горели яростью, в этот момент она напоминала кошку, готовую зашипеть.
- Не смей, - процедила она.
Все в ужасе застыли. Преступник тоже удивленно помедлил, но лишь на мгновение, потом его лицо исказила торжествующая усмешка, и меч снова оказался в воздухе, теперь жаждущий крови другой, не менее желанной жертвы. Непоколебимый, решительный взгляд убийцы нес такую обвиняющую силу, что даже кипевшая гневом Шурей на миг оцепенела. В завораживающем взгляде этого человека было что-то безжалостное и неумолимое. Словно болезнь, словно сама смерть. Черные – но странно бледные, почти мертвые, эти ненавидящие глаза видели гораздо больше, чем любые другие.
Сейрану казалось, что все вокруг него погрузилось в дикий лихорадочный сон. И маленькая фигурка Шурей, храбро заслоняющая его от острого меча, стала средоточием этого безумного сна. Он не знал, что ему следовало предпринять, он не просчитал вперед ни единого шага, он просто не имел понятия, что делать, как поступить. Его кровь словно застыла в жилах, заметно пульсируя лишь на шее. Желание вырвать Шурей из рук смертельной опасности было невыносимым, однако, как бы он ни хотел пошевелиться, тело не слушалось и, наконец, стало совершенно чужим.
Часы отмерили еще одно жуткое мгновение.
Блеснуло, потускнело и снова блеснуло лезвие меча, раздался характерный свист - позади к ним на помощь вовремя подоспел Шуе. Убийца неуклюже взмахнул оружием - и темная кровь с плеском окрасила светлый ковер.
Мужчина вскинул голову, смертельно побледнел и осел на пол, закашлявшись.
Нет, он не мог сейчас умереть. Такая перспектива вовсе не устраивала его. Человек, которого он хотел сделать несчастным, которого он хотел убить, все еще был жив, и эти проклятые, невыносимо прозрачные серо-зеленые глаза даже не замечали его, сосредоточившись на застывшей, как изваяние, безрассудной, обезумевшей девчонке. Никто из них не смотрел на него - ни тогда, ни сейчас. Никто из них не видел его горя и не понимал его страданий.
- Принц Сейен, - отчаянно прохрипел убийца, медленно оседая на пол, все еще всей своей душой желая отомстить. Хоть этим проклятым именем. Хоть как-нибудь.
Но единственными людьми, ушей которых достиг его предсмертный хрип, оказались лишь три человека, стоявших над ним. Шуе неловко передернул плечами и посмотрел вниз. Сейран, напротив, первый раз внимательно заглянул убийце в лицо.
Взгляд преступника, скрестившись с его взглядом, в последний раз вспыхнул странной радостной ненавистью – и остекленел. Смоляные, как ночь, ресницы в последний раз накрыли темные пронзительные глаза. Сейран вздрогнул – и, не выдержав, наконец отвернулся.
***
Постепенно ужас, сковавший людей, уступил место нервным разговорам и обсуждению увиденного и пережитого. Охранники пришли в себя и теперь деловито, быстро и без лишней суеты прочесывали толпу в поисках сообщников.
Только Шурей, словно не осознав случившегося, несмотря на дрожавшие колени и губы, все еще стояла перед ним, раскинув руки в стороны. Шуе окликнул ее, и только тогда она пошевелилась, обратив к Сейрану трогательно беспомощный взгляд карих глаз.
Он потянулся к ней – и по толпе пошел пораженный ропот. Сейрану понадобились мгновения, чтобы понять причину такого поведения людей: все внезапно осознали, что наследница Ко защищала подозреваемого в покушениях. Еще секунда понадобилась ему, чтобы с горечью признать единственно возможный выход из положения. И он, в который раз переступив через себя, подавив разочарование и досаду, попытался отойти в тень, тем самым показав непричастность девушки к случившемуся в целом и к себе в частности.
Но Шурей, качнувшись вперед, вцепилась в юношу со всей силой своих тонких рук, не желая отпускать, и спрятала лицо в изгибе его шеи.
За их спинами толпа в изумлении ахнула, Сейран неуютно оглянулся - но ей было все равно. Шурей увидела смирение и боль в его светлых глазах и на краткий момент все покушения, обвинения, интриги и угрозы – все перестало существовать для нее. Сейчас она чувствовала лишь исходящую от него спокойную силу и уверенность и, прильнув к нему, девушка скользнула губами по его укрытому рубашкой плечу, спрятала лицо у него на груди.
Сейран, поддавшись яростной хватке, крепко сжал подругу в объятиях - ее сотрясала крупная дрожь. Прижимая Шурей к сердцу, он неловко перебирал ее волосы, время от времени прикасаясь к ним губами. Вскоре она успокоилась, согревшись в кольце его рук.
Сейран неторопливо гладил ее по спине, обнаружив, что сам успокаивается. Было что-то чудесное в этом простом объятии. Быть рядом с ней, утешать ее – именно этого всегда желало и будет желать его сердце.
Толпа еще немного пошумела и, наконец, зачарованно затихла.
Тем временем Джуусан-химе с недоумением и некоторой обидой осознала, что про нее совершенно забыли. Ее друзья и братья собрались вокруг нее бесполезной кучей и, вместо того, чтобы озаботиться состоянием пострадавшей, все до единого были увлечены происходящим в зале, что бы там не происходило. В конце концов, ей тоже было любопытно!
Удрученно вздохнув, она попыталась встать, гадая, удастся ли ей это без посторонней помощи. Сомнительно. Больше того – в этот момент даже нежелательно, хотя боль от удара скорее надоедала, чем мучила.
Джуусан попыталась сосредоточиться и обнаружила, что не в состоянии этого сделать. Часть крови от разбитого носа текла в ее горло, оставляя неприятный медный привкус. Что-то произошло с ее восприятием.
Принцесса Ран приподнялась, опасно покачнулась - и первый раз в своей жизни упала в обморок.
***
- Джуусан, хватит валять дурака! Открой глаза!
Мир вокруг нее опасно покачнулся, неуютно повернулся на бок и застыл. Очнувшись, Джуусан обнаружила себя в железных объятиях старшего брата, который осторожно нес ее к зданию гарема на руках. Шаги Шуе были по обыкновению уверенными и широкими, но казались торопливыми, между темных бровей ее старшего брата залегла глубокая морщинка, и смотрел он только вперед.
Она рассмеялась и, наконец, заметила слабым, но довольно бодрым голосом:
- Ты выглядишь напуганным, Шуе нии-сама.
Он яростно встряхнул ее, заставив пискнуть от неожиданности, и вздохнул, неуютно поморщившись:
- А ты белая, как полотно.
Джуусан помедлила с минуту, задумчиво моргнув, потом сказала с похожим вздохом.
- Я в порядке.
- Понимаю, что ты хотела произвести сенсацию, но упасть в обморок во время суда – это так банально, дружок. Ты дурочка?
Она почувствовала, что за шутливым тоном скрывается глубокая озабоченность. В этом был весь Шуе. Едкая ирония и достаточно резкие выражения в разговоре. Безрассуден, смешлив, вечно готов съязвить, но, на самом деле, не способен причинить ни малейшего зла. Как мило.
- Нет, я не такая, - и она, потянувшись к нему, дернула брата за ухо. – Опусти меня на землю.
- Если ты собираешься идти, повиснув на моем несчастном ухе – ни за что. Упала ты неудачно, на бок, так что смирись и терпи мои нежные объятия. Ты даже не подозреваешь, сколько дам пожелали бы оказаться на твоем месте.
- Отчего же, представляю.
Джуусан неохотно, но послушно отпустила его несчастное покрасневшее ухо и заинтересованно осмотрелась. Шуе целенаправленно шел по одному из коридоров дворца, ведущих к гарему. Слуги прятались по углам, бросали на них косые взгляды и подозрительно перешептывались. Ран спохватился – выпрямился и зашагал быстрее. И эта перемена больше всего озадачила принцессу.
- Что я пропустила? – уязвлено спросила Джуусан.
Шуе не удивился этому вопросу, и, как ни странно, он показался ему весьма забавным.
- Ничего, что касалось бы нас с тобой.
Она терпеть не могла загадок, а загадочных самодовольных братьев – тем более.
- И все же?
- Похоже, Шурей-доно все же сделала свой выбор, - улыбка генерала сделалась задумчивой и печальной.
- О, - только и смогла оборонить в ответ Джуусан-химе, - я понимаю, что не должна жалеть Рьюки, но мне его жаль.
И действительно - в ярко-синих глазах принцессы под высоко поднятыми, будто в удивлении, тонкими бровями затаилось сочувствие. На лице Шуе появилось понимающее выражение.
- Можешь жалеть его сколько угодно, сорванец, хотя ты, как и я, понимаешь, что никакая жалость сейчас не доставит ему радости и, тем более, не принесет утешения, – вполне резонно ответил он.
Джуусан кивнула.
- А еще мне жаль бывшего принца, потому что его-то никто жалеть не будет. Он встанет перед тяжелым выбором.
Шуе невесело улыбнулся.
- Наверное, Сецуна счастлив – я остаюсь единственной женой императора. Мне тоже, наверное, следовало бы торжествовать.
А еще ей следовало бы думать головой, а не сердцем. Ее мозг, должно быть, пострадал при падении.
- Тогда к чему эти обмороки? Ты что, чахоточная девица, тепличный цветочек?
Джуусан закрыла глаза, не обращая на провокацию никакого внимания.
- Не игнорируй меня, - он снова легонько встряхнул ее, но получил в ответ лишь маленькую раздраженную гримаску.
Шуе, немного подумав, помрачнел, в глазах его мелькнули догадка, подозрение и комический ужас.
- Ты что, в положении?
Брови у нее тут же взлетели выше некуда, глаза распахнулись. Она еще больше побледнела, испепеляющий взгляд ее синих глаз, казалось, насквозь прожег Шуе.
- Ничего подобного, - по-змеиному прошипела Джуусан, сощурившись и угрожающе посмотрев на его ухо.
- Понял, - примирительно заметил Шуе, осознав, что зашел слишком далеко, и привычно приготовился к страшному возмездию.
Но, видимо, у девушки даже не было сил хоть как то проявить свое обычное упрямство и дьявольский характер. Буквально через минуту Шуе почувствовал, как тело ее обмякло, – Джуусан крепко уснула, так и не отомстив ему и не заговорив с ним.
Часть 15. Мысли о будущемЧасть 15. Мысли о будущем
Долгие холодные дни с пронизывающими ветрами закончились, зима незаметно, неожиданно для всех подошла к концу, и, проснувшись первым весенним утром, Шурей с удивлением обнаружила - снег растаял. Сонное, хмурое, неприступное небо все еще было какого-то странного серого цвета, высокие деревья по-прежнему стояли, зябко простирая к нему голые ветви, но мягкий ветер ласково спешил сообщить всем о теплом приходе весны. Множество бурых холмов начали безудержно, ярко зеленеть, освободившиеся от зимнего сна речушки весело мчались мимо широких долин, через гибкие мосты и вливались в большую, бурлящую от избытка воды реку.
Все живое вокруг ликовало и радовалось, радовались и люди, ведь зимой дни были слишком коротки и холодны, чтобы успеть закончить все необходимые домашние работы, а внезапные снежные бури и вовсе заставляли неделями сидеть взаперти там, где застала безжалостная стихия, сгрудившись у огня.
Устав от зимних тревог и забот, Шурей за завтраком громко и весело объявила себе неофициальный праздничный выходной и, под предлогом необходимости в глотке свежего воздуха, незаметно увязалась за Сейраном. Тот ничего не возразил, лишь незаметно улыбнулся краешками губ и, взяв ее за руку, переплетя пальцы, легонько потянул девушку за собой.
Энсей удивленно вытаращил на них темно-зеленые глаза и с усилием подавил желание как следует протереть их кулаком: видеть на лице холодного, надменного и безразличного Маленького Урагана мягкую улыбку для него было сравни одному из чудес света.
Как правило, Сейран не улыбался. И, в большинстве случаев, это был обнадеживающий знак. Вежливая улыбка могла означать частичное бедствие, веселая же предупреждала о катастрофическом крушении.
Но не сейчас. Немного четче изогнутая линия губ, чуть глубже проступившие маленькие морщинки в уголках глаз – не оставалось сомнений, Маленький Ураган был непривычно спокоен и доволен. Несмотря на свой несколько беспорядочный внешний вид, Энсей всегда тонко чувствовал нюансы, тем более, что с таким темпераментным другом неосторожность грозила, по меньшей мере, увечьями. Волей-неволей приходилось принимать во внимание, насколько ужасными могут быть последствия.
Шурей, одарив ошеломленного Энсея безмятежным взглядом из-под ресниц, лишь сильнее прижалась плечом к руке Сейрана. Шагая по улице, чувствуя под ногами твердую землю, а под щекой – теплую шершавость наплечных доспехов, обгоняя маленьких детей, соседских тетушек, пожилых людей, ощущая себя счастливой и в безопасности рядом с ним, она неспешно размышляла о том, как быстро изменилось все в ее жизни.
Как ни посмотри, у них с Сейраном установились весьма странные, трудно объяснимые отношения. Нежное, изящное затишье, заботливая неподвижность. Оба словно боялись разрушить ту хрупкую, драгоценную нить доверия, протянувшуюся между ними, поэтому молчали, ни слова не говоря о своих чувствах. Купаясь в лучах взаимной теплоты, они все же не забывали об охране собственных, одинаково настороженных сердец.
Однако их уютная замкнутость служила ярким контрастом остальным людям, которые, стоило им вместе выйти на улицу, тут же замолкали, словно только секунду назад говорили о них.
О них говорили горячо, с лихорадочной поспешностью, увлеченно, торопливо, упоенно, взахлеб. Шептались, сплетничали, обсуждали, пересмеивались, искоса поглядывая на них. Возможно, осуждали. Временами было даже забавно смотреть, как начинали вести себя люди при их появлении: женщины старательно и громко спешили произнести слова приветствия, а мужчины лишь опасливо косились на них, говоря между собой вполголоса. Но Шурей не было до этого никакого дела. Она была околдована. Все ее чувства трепетали. Изо дня в день она тянулась к Сейрану и душой, и телом, наслаждаясь сладким ощущением равновесия.
Шурей обнаружила себя зачарованной каждой принадлежащей ему чертой: его глазами, которые всегда хранили в себе огонек одиночества, его добротой, которую он часто скрывал за стоическим выражением лица, его улыбкой и его заботой, которые неизменно грели ее сердце. Теперь Шурей знала о нем гораздо больше, однако до сих пор недостаточно много. Сильнее всего ей хотелось узнать причину тихой грусти, скрывавшейся в ясных серо-зеленых глазах. Сейран сказал, что она исцеляет его, но все так же неизменно мучился ночами от неотступных, невыносимых кошмаров, все так же часто, без видимой причины хмурился, все так же страдал. Когда же он улыбался, в глазах его оставалась горькая боль. Сможет ли она, в самом деле, залечить эти мучившие его страшные душевные раны?
Шурей не хотела отступать, ни за что, но и не знала, как двинуться вперед. Всего за несколько дней жизнь ее внезапно вдруг встала с ног на голову и перевернулась обратно. Ей нужно было время.
Проводив Сейрана до стрельбища, Шурей обнаружила, что не может спокойно сидеть на месте. Ее переполняла странная яркая энергия, она почему-то дрожала от нетерпения, хотя и не понимала, чего именно ждет. Устав ходить взад-вперед, она все же остановилась у каменной колонны одной из солдатских казарм и с любопытством начала наблюдать за тем, как Сейран упражняется в стрельбе из лука. Девушка не пыталась подойти к нему или заговорить с ним, просто заворожено смотрела, как юноша методично достает из колчана очередную острую стрелу, как послушно натягивается в его руках тетива, как напрягаются все его мышцы. У Сейрана были такие светлые волосы, что при свете солнца казалось: его голова окружена сияющим серебристым ореолом, - его лицо было сосредоточено и спокойно. Шурей невольно залюбовалась им.
И по сей день было так удивительно – поразительно - осознавать, что перед ней стоит тот самый легендарный принц Сейен. Что тот загадочный, таинственный принц Сейен, о котором девушка всегда думала с очарованным страхом, все это время был рядом, совсем близко. И вот где-то по пути к нему этот неясный образ выскользнул у нее из рук. Теперь, размышляя о юноше, она не могла вызвать в себе хоть чуточку былого испуга. Потому что, кем бы ни был Сейран, включая его прошлое и его репутацию, Шурей ни на секунду не поверила бы, что он может причинить ей боль или, тем более, оскорбить. Она была связана с ним всеми возможными способами и, несмотря на тени, таившиеся в его прозрачных глазах, она безоглядно верила ему, доверяла ему. Шурей была готова сделать все, чтобы помочь Сейрану. Она хотела быть концом его длинной, отчаянной и одинокой дороги. Ей хотелось принести ему счастье, радость, тепло, смех и еще много-много всего.
И девушкой, вопреки всеобщему мнению, руководило отнюдь не чувство жалости.
В конце концов, устав стоять, Шурей все же села, выбрав небольшую деревянную скамейку невдалеке от стрельбища. Притянула к себе колени, крепко обхватила их обеими руками, осторожно прижалась к ним щекой и снова задумалась.
Любовь. Она не ожидала, что это чувство придет к ней так внезапно. Но теперь, когда оно, наконец, расцвело в ней, она подозревала, что не избавится от него всю жизнь. Было так правильно, так естественно спать рядом или держать Сейрана за руку, или говорить с ним обо всем на свете, улыбаясь лишь ему, ему одному. Словно она становилась единым целым в его присутствии. Шурей была уверена: если Сейран будет рядом, она может смело встретить все, что приготовила им судьба, не опасаясь удивленных или бесцеремонных взглядов. Она могла только надеяться, что он любит ее взамен.
Шурей не знала, что такое любовь. Совсем не знала. Как беспомощный желторотый птенец, она лишь грелась в лучах обожаемого ласкового солнца нежности. Она не знала, как уменьшить его страхи, тревоги, страдания, ведь все это время жертвовал собой ради нее лишь он. Во всем же остальном, что не касалось ее или отца, Сейран проявлял такую степень независимости, что временами пугал ее. Уверенный в себе и в своей способности контролировать окружающий мир, юноша излучал в равной степени силу и надменность. И, вместе с тем, неизменно верный, надежный и внимательный, Сейран был из тех редких людей, к кому любая здравомыслящая женщина, почувствовав неуверенность, инстинктивно обратилась бы за помощью.
Шурей пожала плечами и, иронично улыбнувшись, прижала колени ближе к груди. Теперь она ревновала его ко всему миру.
Ей вдруг пришло в голову, не лгала ли она себе, будучи уверенной, что Сейран любит ее в ответ, что согласен остаться с ней навеки, что согласен и дальше защищать и оберегать ее. Ведь ей нечего было дать любимому человеку, кроме своей отчаянной, трепещущей от страха, хрупкой новорожденной любви.
- Госпожа.
Вздрогнув от неожиданности, Шурей легонько подскочила на месте и резко обернулась, пару раз испуганно моргнув. И увидела, что Сейран мягко смотрит на нее, предлагая помощь. Он окинул ее долгим внимательным взглядом, немного прищурившись, словно пытаясь разглядеть ее, когда в глаза светит солнце. А солнце, тем временем, уже начало склоняться к горизонту. Сколько же времени она тут просидела, погруженная в собственные тревожные мечтания?
Ее предательское сердце бешено заколотилось, дыхание превратилось в жалкие попытки вдохнуть хоть немного воздуха, он же по-прежнему выглядел невозмутимо серьезным и участливым.
Настоящий Сейран. Как всегда, скрывает свои чувства. Рад ли он видеть ее утром каждого нового дня или недоволен? Он сражался за нее, защищал ее, нуждался в ней, но любил ли он ее? И если нет, сможет ли когда-нибудь полюбить?
Не без труда взяв под контроль собственные некстати разыгравшиеся эмоции, она благодарно, но довольно-таки чопорно кивнула и приняла его руку с явным видом собственницы, тем самым насмешив юношу. Он безмолвно рассмеялся, она смущенно нахмурилась. Шурей не знала, откуда взялось это обжигающее темное чувство: Сейран принадлежал ей, только ей.
Его широкая ладонь была необыкновенно сухой и очень горячей. Казалось, эта рука излучала теплоту - сразу возникало щемящее ощущение непонятной, загадочной силы и сокровенной, незримой близости. Шурей встревожено подняла глаза, и их взгляды встретились.
- Сейран, у тебя жар?
- Все в порядке, госпожа.
Словно в доказательство, он, склонив голову на бок, прикоснулся лбом к ее голове. Опущенные ресницы затенили его серебристые глаза - это было нечто новое и оттого совершенно неотразимое. Шурей, улыбнувшись, тихо вздохнула и прижалась к нему еще сильнее.
На мгновение Сейран затаил дыхание, будто хотел сказать ей что-то чрезвычайно важное. Уголки его губ дрогнули, на высоких скулах появился едва заметный румянец, и Шурей сама с ужасом почувствовала, как у нее начинают гореть щеки. Быть может, он признается ей в любви? Но Сейран вдруг поднял голову, словно его кто-то окликнул, и, торопливо отпустив ее руку, сделал шаг в сторону.
Неподалеку от них стоял Рьюки. Император был неимоверно бледен. На лице у него застыло странное выражение, в скрытом значении которого у них не хватило времени разобраться. Руки его были судорожно сжаты в кулаки, плечи напряжены.
- Шурей, Мы бы хотели поговорить с тобой.
Эта непохожая на мягкого, жизнерадостного молодого императора язвительная любезность была настолько неожиданной для растерявшейся девушки, что на секунду все мысли вылетели у нее из головы. Воцарилась напряженная тишина. Шурей неуютно коснулась Сейрана взглядом, и тут же попыталась избавиться от чувства вины за этот непроизвольный жест. Она опять всецело полагалась на друга, однако все же без его поддержки она ощущала, по меньшей мере, неуверенность. На секунду ей показалось, что юноша встревожен не меньше, чем она, - спина его напряглась, голова немного откинулась назад, щеки побледнели, а между бровями появились неглубокие тонкие морщинки. В ожидании ее реакции лицо его стало совсем непроницаемым, и это молчаливое ожидание, наконец, заставило ее заговорить.
Шурей опомнилась, надела соответствующую случаю маску беззаботности, и ответила с показной веселостью:
- Конечно, Рьюки.
Император кивнул и холодно, без улыбки перевел многозначительный взгляд на старшего брата. Шурей на мгновение почувствовала, как легкая дрожь недоумения охватила Сейрана и передалась ей. Затем юноша горько усмехнулся и низко поклонился. Это был жест, говорящий о том, что теперь он все хорошо понимает и отдает младшему брату должное.
- Прошу извинить меня, - сообщил он, пожалуй, чересчур безмятежно и легким шагом поспешил прочь.
Ладно, решительно и немного сердито подумала Шурей, будь что будет. Она гордо вскинула голову и последовала за императором во дворец. Пора, так или иначе, определить свою судьбу. Судьбу, которую она готова принять. И за которую будет бороться.
***
Рьюки одновременно испытывал чувство вины, злость и отчуждение, но ничего не мог с собой поделать. Он чувствовал неизменно болезненные уколы ревности, видя, как его любимая Шурей сжимает в объятиях его старшего брата Сейена, держит его за руку, улыбается ему. В последнее время он то и дело чувствовал эти неприятные ощущения. И переполненный столькими противоречивыми и не поддающимися объяснению эмоциями, он все чаще находил себя недовольным собой.
И, что самое ужасное, совсем не узнавал самого себя.
Остановившись посреди одной из комнат и резко обернувшись, Рьюки обнял Шурей одной рукой за талию, другой – за плечи и медленно привлек к себе, бережно и нежно.
Это была либо приемная, либо просторный кабинет с высоким белым потолком. Помещение было обставлено бархатными стульями с жесткими спинками и несколькими полированными до блеска столами. Оно было похоже на один из кабинетов министерства финансов, где каждый день принимали высокопоставленных лиц и без устали сводили к балансу приходы и расходы. Окна выходили на непонятный темный закоулок, столы были довольно пыльными, но даже так в этом полузаброшенном помещении чувствовалось нечто торжественное и величественное.
Иногда императору казалось, что без нее он не сможет ничего. Он не знал, была ли эта любовь рождена одиночеством, была ли она заблуждением или миражом, - не хотел знать. Да и это было совсем неважно. Чувство привязанности спасало его от холода – этого было вполне достаточно. Шурей была источником бесконечной радости.
Рьюки хотел, чтобы она стала его женой. Хотел получить над ней власть, право на которую дает это положение. Хотел, чтобы она жила в гареме, чтобы она все время была рядом, он хотел знать, где она находится в тот или иной момент, что делает. Но больше всего Рьюки хотел, чтобы она его любила. Как необходимо ему в жизни такое светлое существо!
Однако, хотя он и не хотел признавать этого, возможно, было уже слишком поздно. За эти несколько зимних месяцев что-то в ней изменилось. Даже сейчас, стоило взглянуть на выражение ее лица…
Спокойная и мечтательная решимость в карих глазах, тихая женская замкнутость в своем мире, странное, яркое, безудержное счастье и всепоглощающая сосредоточенность. Он сводил Рьюки с ума, этот ее взгляд. Он отдал бы все на свете, что видеть такое выражение ее лица, обращенное к нему, а не к другому. К нему, а не к его старшему брату Сейену.
Не в силах видеть ее глаз, он потянулся, чтобы поцеловать ее. Шурей, вздрогнув, резко отпрянула, и Рьюки тут же отпустил ее, отступив на шаг и глядя на нее с откровенным беспокойством. Она едва не расплакалась.
- Почему ты отталкиваешь Нас?
Шурей посмотрела ему в лицо. Такое дорогое, всегда такое милое лицо. Она вспомнила, как его слезы падали на ее щеку, вспомнила о его одиночестве. Она постаралась заговорить с ним как можно бережнее, тщательно подбирая слова. У Шурей глухо зашумело в ушах, с таким трудом приобретенная смелость дала трещину. Но и Рьюки, казалось, был слишком погружен в собственные догадки, чтобы слушать ее. Он все еще молча и внимательно смотрел на девушку, но в золотистых глазах уже светился понимающий огонек.
И у Шурей было чувство, что они оба давным-давно знали, о чем она сейчас собирается сказать.
- Я останусь с Сейраном.
Да, ее слова озвучили то, что они оба уже понимали. Из массивной серебряной рамы на противоположной стене, неодобрительно и сердито топорща усы, на нее с укором смотрел один из величайших генералов прошлого.
- Почему?
Девушка оторвалась от бессмысленного созерцания портрета. Глаза Рьюки были наполнены тысячью эмоций, но смешавшись, эти эмоции оставались нечитаемыми.
- Я не знаю.
Она и правда не знала. Но эти три месяца, несомненно, изменили ее. Один поцелуй открыл ей глаза, и с тех пор ее слепое сопротивление судьбе стало бесполезным. Она потеряла себя и нашла Сейрана. Обратного пути не было.
Она всегда думала, что приобретет в нем лишь душевно близкого человека и честного друга, но теперь видела в Сейране свою любовь и судьбу, чувствовала внутри него невыносимую боль и ненасытную жажду покоя. И сознавала, что Сейран принадлежит другому миру. Если она не удержит его, он исчезнет. Эти мысли будили страх и боль в девушке - она была слишком привязана к нему. Ей отчаянно хотелось, чтобы обретенное им спокойствие и счастье были настоящими. Показать ему, что ждет его в будущем, а потом отобрать это будущее, - Шурей понимала, что такого его измученное сердце не выдержит.
Но теперь она была готова. Была готова яростно сражаться за него, без колебаний сделать его неотъемлемой частью своей жизни и с радостью принять перемены, которые он принесет в ее жизнь.
Ее щеки чуть покраснели, а голос дрогнул:
- Я просто влюбилась.
И вдруг слово «влюбилась» прозвучало так глупо! Обладание. Стремление. Желание. Нужда. Да, нужда, внутреннее влечение, но гораздо больше, чем просто физическая жажда близости.
- Я люблю его, Рьюки.
Наступила жуткая тишина, Шурей заметила, что император побледнел. Ее слова оказались для него таким ударом, что он отступил назад. Рьюки остановился у окна и прислонился плечом к стене. Некоторое время он молчал, она тоже не решалась заговорить, потрясенная своим признанием почти в такой же степени, как и он.
- Но почему сейчас? Он был рядом с тобой так много лет… - наконец, после краткой внутренней борьбы, медленно проговорил Рьюки.
Голос императора был полным недоумения, но где-то в глубине души он уже слышал от нее эти слова, день за днем, в ее голосе, улыбке, в каждом взгляде. Он знал, что с Сейраном она всегда будет в безопасности. Рьюки мог дать ей любовь, деньги и жизнь в роскоши, безбедную жизнь. Но Сейран мог дать ей гораздо больше – он мог дать ей свободу, он мог посвятить ей все свое существование. А Шурей могла подарить ему покой. Что бы он ни делал, эта их чистая, всепоглощающая верность друг другу останется непоколебимой. И все же…
- Не уходи, Шурей. Мы должны быть вместе, всегда.
К горлу Шурей подступила волна тяжелого страха. Настало самое тяжелое мгновение в ее жизни.
- Рьюки, мне так жаль.
- Ты же знаешь, он – принц Сейен, - он и сам уже не понимал, о чем и зачем говорит.
Она посмотрела вниз на свои руки – они были крепко зажаты в кулаки.
- Да, - мягко прошептала она.
Рьюки закрыл глаза. Чтобы продолжить, он с отчаянной решимостью собрал в кулак всю свою волю.
- И если Мы откроем людям правду, ему придется стать императором.
Вид у него был самый рассудительный, выражение лица жесткое. Но Шурей ни на секунду не поверила его словам. Открой он правду – и началась бы гражданская война. Рьюки ни за что бы не пожертвовал благополучием, с таким трудом построенным почти что за десять лет. И оттого, что эта ложь была такой неприкрытой и отчаянной, она поразила ее больше всего.
- Что ж, тогда я буду стоять рядом с ним. И по-прежнему буду любить его.
Ее приглушенный бесцветный голос совсем не сочетался с лицом, и он, наконец, подействовал на него. Рьюки почувствовал себя так, будто перешел какую-то неведомую границу. Шурей выглядела одновременно и сердитой, и обиженной, и он не осмелился продолжить эту тему. Она пристально взглянула на него, но в этом взгляде чувствовалась боль недоумения.
Шурей сделала шаг к двери, и Рьюки поспешно и неуклюже бросился ей наперерез. Их глаза встретились, карий взгляд к золотистому, в каждом из которых читались необъяснимые эмоции.
Конечно, он не должен ей препятствовать. Он должен отпустить ее, хотя чувствовал небезопасную потребность взять ее за руки и на коленях молить остаться.
- Шурей, - он протянул руку, - Шурей.
Она смотрела на него и ощущала какую-то пустоту. Она очень тихо произнесла:
- Нет, Рьюки. Прости.
Он провожал ее взглядом, пока ее прямая напряженная спина не скрылась за дверным проемом. Чувство гнева тут же сменилось обидой за подобное расставание.
Рьюки отошел к окну и, прижав правую руку к лицу, скривил дрожащие губы.
Император Сайюнкоку еще никогда не чувствовал себя таким одиноким.
***
Сейран поднялся в свою комнату, широко раскрыл одну из створок окна, через нее заструился прозрачный лунный свет, дохнуло прохладным ночным воздухом и весной.
Прошло несколько минут - и Шурей неслышно подошла и положила ладонь на его полуобнаженное предплечье. Прижалась щекой. Теперь, когда все было позади, у нее было время вдоволь искупаться в теплом чувстве любви, которое вызывал у нее этот необыкновенный человек.
Сейран отвернулся от окна, в темном стекле которого рассматривал свое отражение, и посмотрел на девушку.
Теперь его разум больше не блуждал в темноте. Он больше не видел кошмаров, не боялся за свой рассудок. Шурей была рядом, и он мог обнимать ее. Лучшее лекарство для его израненной души. У него появилась надежда, что Шурей его исцелит. Главное, чтобы с ней ничего не случилось, чтобы она всегда была рядом.
Сейран взял ее за руку и повернул голову, чтобы поцеловать ладонь. Его медленный и внимательный взгляд обволакивал необыкновенным теплом.
- Я говорила с Рьюки, - с доверчивой искренностью призналась Шурей, мягко отнимая у него свою руку и направляясь к двери, - и отказала ему.
Она сумела удивить Сейрана. Он стремительно сорвался с места и в следующую секунду уже был рядом с нею, на сей раз удивив ее. Она пришла в смятение – юноша оказался совсем близко и вдруг очень нежно, обхватив руками ее голову, заглянув в глаза, взволнованно спросил:
- Зачем вы так поступили?
В его взгляде не было осуждения, но, тем не менее, на глаза Шурей навернулись слезы. Сейран немного отстранился, скользнув кончиками пальцев по очертаниям ее ушей, деликатного подбородка и остановившись на трепещущем пульсе у основания тонкой шеи. Девушка опустила глаза и едва заметно задрожала. Он понял, как трудно ей было сделать этот выбор.
Сейран всегда был уверен, что если сравнить его с Рьюки, он окажется в несомненном проигрыше – он, безжалостный, хищный человек, которого опасно злить. Это обстоятельство почти вынудило его молчать, но слова сами вырвались из него, приглушенные тревогой:
- Когда я впервые встретил его, он был таким маленьким, что мне казалось: я могу его сломать. Его голова была слишком большой для его шеи. Он плакал и плакал, и никак не мог поверить, что я не причиню ему зла. И вдруг, не говоря ни слова, он протянул ко мне руки.
Рьюки был маленьким доверчивым комочком тепла, который спас его от темноты. Но дни, о которых он говорил, уже никогда не вернутся.
Шурей никогда раньше не видела столь удивительное выражение на его лице - на нем отражались нежность, облегчение, гордость и множество других чувств. Любовь и желание защитить младшего брата были так же сильны в нем, как и много лет назад. Ее снова пронзило чувство щемящей тоски – так сильно, что закололо в кончиках пальцев, - от неспособности защитить любимого человека. Защитить от грусти, боли и печали. Она обняла его правой рукой, прильнув к нему.
- То, что он вырос, вовсе не означает, что ты ему больше не нужен. Он просто не настолько хрупкий.
Сейран промолчал. Его сердце глухо стучало - он не ожидал, что Шурей воспримет его слова так близко к сердцу. Прохладные серо-зеленые глаза неосознанно потеплели.
Сейран наблюдал за ней, испытывая новый и сильный соблазн забыть обо всем и сдаться на милость судьбы. Всякие возможные осложнения, не дававшие ему покоя, вдруг отпали, терзавшее его невыносимое беспокойство исчезло, и он остался один на один с бесспорным фактом: он любил ее. Вопреки здравому смыслу он любил ее.
Впервые за всю свою жизнь он осмелился мечтать о семье. И в этих таких несвойственных ему, безмятежных, тихих мечтах он видел себя обнимающим темноволосую девушку с карими глазами. Ему хотелось зализать раны и обрести, наконец, покой. Найти что-то, ради чего стоит жить дальше и двигаться к поставленной цели. Улыбка Шурей была сияющим солнцем, рассеивающим непроглядный мрак в глубине его измученной души. Сейран хотел жить ради ее улыбки.
Он любил ее, и с этим надо было что-то делать. Это и было самым трудным для него, ибо слишком по многим причинам он был недостоин принцессы семьи Ко.
Он резко отвернулся, выскользнув из ее полуобъятия, давая понять, что разговор закончен, но был остановлен знакомым жестом. Шурей схватила его за рукав кончиками пальцев.
Сейран тяжело вздохнул, и этот звук спугнул ее. Он опять ускользал от нее куда-то вдаль, куда-то, где для нее не нашлось бы места. В ее душе поднялась буря, ей казалось, что если она не остановит его сейчас, то уже не сможет вернуть никогда.
- Я никогда не жалела о том, что встретила тебя! – вырвалось у девушки. Тонкие пальцы сжались в кулак, сминая под собой ткань его рукава. Шурей говорила твердым голосом, хотя чувствовала, как почва уходит из-под ног.
Она попыталась понять реакцию его на свои слова, взяв его за руку и придвинувшись ближе, слыша в ушах стук своего сердца. Она признавалась в любви.
- Поэтому, пожалуйста, останься со мной.
Девушка медленно подняла на него лихорадочно блестевшие глаза. Лицо Шурей сияло и казалось таким открытым, каким он никогда его не видел.
- Вы слишком добры, госпожа.
«О, нет» - прошептало ее сознание. Покачав головой, она стремительно спрятала лицо у него на груди, вцепившись пальцами в рубашку. На самом деле, было то, что она скрывала от него, то, что сделала бы ее недостойной его. Но она боялась. Боялась, что Сейран отвернется от нее, узнав это. Она была так эгоистична. На секунду она задумалась, был ли этот страх быть отвергнутой, который она испытывала в это мгновение, был похож на страх, который испытывал Рьюки. И от этой мысли ей стало еще хуже.
Он слегка отодвинул ее, а потом притянул к себе, обняв за плечи и привычно положив подбородок ей на макушку.
- Я буду рядом. Если таково ваше желание.
Она недовольно нахмурилась и издала звук, говоривший о нетерпении.
- Ты должен делать то, что хочется тебе, а не мне, - предостерегла она так хмуро, будто хотела вонзиться в него зубами.
Сейран выглядел ничуть не испуганным, а лишь явно озадаченным. В отличие от нее, когда дело касалось любви, он был готов проявить терпение и самообладание. Потом глаза его слегка сощурились, он улыбнулся. Он любил ее, но никогда не уходил от столкновения.
- О, - заинтересованно и немного хищно протянул юноша. - Вы уверены в этом, моя госпожа?
Взгляд недавно смеющихся серебристых глаз стал пронзительным. Под этим взглядом Шурей вдруг смутилась и не нашла в себе больше сил выговаривать ему. Сейран снова улыбнулся, положил руку на затылок Шурей и, притянув ее голову к себе, нежно поцеловал в губы. Она ахнула. Его губы были слишком горячими. У него, должно быть, все-таки был жар.
Но эта мысль, встревоженной птицей метнувшись в уголке ее сознания, растворилась в ощущениях, которые дарил ей любимый человек.
Он целовал ее так нежно. Его губы коснулись ее рта, словно перышко, и все вокруг нее исчезло. Его тепло и запах хлынули в ее разум со странным ощущением возвращения домой. Не удержавшись, она подняла руки и обняла его за шею, ища защиты и прощения.
Любовь к нему делала ее необыкновенно счастливой. Но все же оставались и другие чувства, которые тянули ее вниз: вина, неуверенность, страх.
Она не могла дать ему всего, хотя ей так хотелось этого. Она была так эгоистична, скрывая от него правду, и все же не могла найти в себе смелости открыть рта, чтобы разрушить свое счастье.
Правильно ли она поступает, утаивая от него такую важную вещь? Ей следовало признаться ему во всем, принять любой ответ, но что-то мешало ей пойти на такой шаг – то, что шло вразрез с ее принципами и казалось столь важным, что подводило ее к грани, за которой начинается трусливое бегство от реальности.
Она задрожала, неуверенно вцепившись в его плечо, но его уверенные руки притянули ее к нему, пряча ее беспокойство в теплой защите горевшего в лихорадке тела. Его горячие приоткрытые губы прильнули к ее плечу, и она забыла обо всем на свете.
Первый раз за несколько недель ее сон был глубоким и спокойным.
Но утром, зайдя в его комнату, она не смогла его разбудить.
Автор: katya_neko ([email protected])
Фэндом: Saiunkoku Monogatari
Бета: нет
Пейринг/Персонажи: Сейран, Шурей, Шока, Рьюки, Джуусан-химе, Шуе, Койю, Рьюшин, Рейшин, Юри-химе, триплет Ран, Сейран/Шурей, легкое Рьюки/Шурей, легкое Рьюки/Джуусан-химе, Рейшин/Юри-химе, Шока/Шокун
Жанр: романс, приключения
Рейтинг: PG-13
Состояние: закончен
Описание: написан по заявке, которая разбудила во мне шиппера-маньяка=3
Посвящение: Okini-chan как заявителю и товарищу-шипперу XD
Предупреждение: 145 страниц чистого текстаXD выставлять где угодно, но только с этой шапкой. Помните о нежной душе автора и копирайтах.
Пока не расцвела сакура
Пролог. Часть 1-2.
Часть 3-4.
Часть 5-6.
Часть 7-8.
Часть 9.
Часть 10-11.
Часть 12-13.
Часть 14. РьюкиЧасть 14. Рьюки
Подготовительные работы в главном зале были почти завершены, вышколенные слуги носились туда-сюда, торопливо расставляя по углам огромное количество разнообразных предметов, но при этом умудряясь сохранять немалое достоинство и оставаться незаметными. До суда оставалось всего пара часов.
Наконец, ковры были должным образом постелены и почищены, пол вымыт, а в воздухе висел мягкий ненавязчивый аромат экзотических цветов.
Возле одной из гигантских витых колон, стараясь держаться в тени, задумчиво стояли двое высоких мужчин. Роскошная одежда выдавала в них высокопоставленных особ, а манера держаться – благородное происхождение. Один из чиновников, сложив на груди руки, небрежно прислонился к каменной лепке, другой настороженно стоял рядом, пряча лицо за нервно вздрагивающими перьями огромного веера.
- Хм. Она и впрямь очаровательна. Обаятельна и энергична, - неожиданно высказался второй, прищурив узкие проницательные глаза.
Ко Киджин, услышав от своего эксцентричного друга столь необычную похвалу, удивленно приподнял изящные брови за очередной маской и проследил за взглядом Рейшина.
Тоненькая, гордая фигурка в синем на фоне огромных настенных ковров и высокого аляповатого потолка, Джуусан-химе. Принцесса, по обыкновению, следила за слугами, время от времени отдавая команды, но сегодня она казалась странно усталой, измученной и бледной, как полотно. Очередная маленькая пешка в игре своих могущественных старших братьев.
- Мне жаль ее. Обаятельна и энергична, без сомнения, но ее энергия пропадает зря в гареме этого глупого недоросля, - продолжил Рейшин.
Подобная реплика заставила Ходжи недоуменно нахмуриться. И вовсе не из-за оскорбительно пренебрежительного прозвища, которым наградил императора его друг – этот завзятый бездельник просто не мог выражаться иначе. Скорее, из-за очевидной бессмысленности такой жалости.
Рейшин с треском захлопнул цветастый веер и заинтересованно склонил голову набок. Киджин пожал плечами, тонкие губы его при этом скривились.
Не имело значения, насколько талантлива была та или иная наследница, она до конца жизни оставалась безмолвным движимым имуществом. Чем более высокое положение она занимала в обществе, тем меньше шансов было у девушки проявить свои способности, тем меньше свободы она имела. Девушка переходила от отца или родственника к мужу, собственность одного мужчины передавалась другому. Киджин никогда не предполагал, что дело может обстоять по-другому. Хотя, признаться, взгляды его резко поменялись, стоило Ходжи встретить самое упрямое создание женского пола, принцессу знаменитой семьи Ко, Ко Шурей. Он усмехнулся.
Джуусан-химе во многом напоминала ему дочь Шоки. Она была своеобразна. В ее взгляде читалась та же твердость характера, то же упрямство, свободолюбие. У нее был приятный голос и хорошая речь, она была неглупа, он ценил ее силу и мужество. Но бывают обстоятельства, от которых не убежать, - и этот сильный характер тоже понемногу уступал чудовищному давлению императорского дворца. Чуть более выраженные скулы, а значит, впалые щеки, и потускневший взгляд – еще один признак тоски. Киджин с удивлением почувствовал, как болезненно сжалось сердце. Ему не хотелось признавать это, но, видимо, он, как и Рейшин, сочувствовал девушке, ему было жаль этого яркого светлячка, медленно гаснущего в духоте гарема. Однако, как повелось, следующие слова друга заставили Ходжи сильно усомниться в искренности сочувствия того.
- Не то, чтобы мне было дело до этой незаконнорожденной девчонки, но она так напоминает мне Шурей. О, моя любимая племянница Шурей, как же я скучаю…
Далее монолог Рейшина перешел в невразумительные причитания. На глазах у мужчины выступили неподдельные прозрачные слезы. Киджин, услышав знакомые заунывные нотки в жалобном голосе, покачал головой и закатил глаза. С каких пор у его упрямого, как сто ослов, приятеля появилась потребность все время ныть?
- Идем. Нужно подготовиться.
Ответа Ходжи не получил. Рейшин тоскливо вздохнул последний раз, потом презрительно фыркнул, но, держась немного позади, все же без возражений последовал за товарищем.
***
Прерывистый огонь свечей вызолотил темный силуэт в тяжелом одеянии, и Шурей, слегка улыбнувшись, ускорила шаг.
- Рьюки, что ты здесь делаешь?
Император, оторвавшись от сосредоточенного созерцания одной из картин в узком, тускло освещенном коридоре, немного смутился и даже тихо вздохнул.
- Мы собирались с мыслями перед заседанием.
Шурей подошла ближе и внимательно всмотрелась в заинтересовавшее императора полотно. На крупном холсте был изображен сурового вида мужчина с прямыми серебристыми волосами и медового оттенка глазами. Художник необыкновенно правдивым образом передал его пронзительный золотой взгляд – неподвижный, осмысленный и печальный.
- Отец, - оборонил Рьюки, как будто представляя нарисованного мужчину девушке. Та со знанием кивнула.
- Император Сэнка. Ты унаследовал цвет его глаз, - осторожно добавила она, внимательно наблюдая за живым выражением лица правителя.
- Да. А вот волосы достались второму принцу, моему старшему брату Сейену.
Лицо императора засияло, словно озаренное звездным светом, – так было всегда, когда он вспоминал о старшем брате. Но теперь Шурей придавала всем деталям более глубокое значение, замечала гораздо больше, чем видела. И действительно – пряди длинных волос бывшего императора хранили тот же красивейший серебристый оттенок, что и волосы Сейрана. Он могла только удивляться, что не заметила этого поразительного сходства раньше, а также того, что с некоторых пор Рьюки говорил о принце в настоящем времени.
Она нахмурилась, беспомощно прижав ладонь ко лбу. Нельзя допустить, чтобы правду о принце узнали простые люди. Ради страны. И самое главное – ради Сейрана.
Списав ее озабоченный вид на беспокойство, Рьюки осекся и ободряюще улыбнулся:
- Все будет хорошо, Шурей. Мы защитим тебя.
- Спасибо, Рьюки, - немного помедлив с ответом, девушка ласково коснулась его руки, но император внезапно почувствовал себя одиноким.
Конечно, солнечная улыбка Шурей была по-прежнему полна тепла, но казалась рассеянной, а карий взгляд был устремлен скорее внутрь, чем на него. Она думала о Сейране.
Рьюки не мог ее винить, он знал, насколько глубоко течет ее привязанность к старшему брату, да и чего таить – он сам не на шутку волновался. Сейран всегда защищал его спину и теперь, когда брата не было рядом, даже он, правитель Сайнкоку, чувствовал себя не в своей тарелке. В данной ситуации было вовсе не легко разыграть холодное безразличие.
- Пойдем, - выкинув из головы грустные мысли, император протянул девушке согнутый локоть и, заработав в ответ очередную улыбку, храбро и решительно двинулся к судебному залу.
***
Его окружало целых шесть вооруженных, жутковато гремевших доспехами человек, но все же он успел уловить взбудораженный шум судебного зала, в который его медленно и осторожно сопроводила стража. А вот увидеть ничего не удалось – железные спины сопровождающих, к сожалению, оказались чересчур широкими и почти полностью заслоняли вид на роскошное помещение. Сейран до сих пор искренне недоумевал, по какой причине кому-то понадобилось так рьяно охранять его. Конечно, с мечом в руках он мог бы справился и с дюжиной, но безоружным выступать против такой толпы было больше похоже на глупое самоубийство. Принц Сейен или нет, но он вовсе не страдал суицидальными наклонностями. Более того, что-то подсказывало ему: решение об усиленной охране могло принадлежать только некстати запаниковавшему Рьюки. Оставалось лишь сокрушенно вздохнуть, смириться, потерпеть и принять это спокойно.
Когда же его – вернее, его многочисленную дребезжащую охрану, - наконец заметили, то в зале воцарилась гробовая тишина. Разговоры вмиг умолкли, и все в открытую уставились на него. Их процессия тут же стала центром всеобщего внимания.
С каждым новым неторопливым шагом Сейран все ближе и ближе подходил к самому сердцу великолепного зала, минуя одни ряды любопытных зрителей за другими. Гордо подняв голову, он с любопытством вглядывался в ряды одинаково заинтересованных пар глаз. Раны, Ко, Ши, Са, Хаку – они все были здесь. Их лица были непривычно строгими и холодными, их взгляды неизменно впивались в него, подобно острым ледяным иголкам.
Сейран понимал, что придя сюда, тем самым отдает себя в жаждущие его крови руки настоящего преступника, ибо в случае нападения он вряд ли смог бы выбраться из этой ситуации живым и невредимым. Казалось бы, он полностью доверился судьбе, подготовился к худшему развитию событий, однако, увидев среди наблюдателей Шурей, Сейран почувствовал, как испуганно сжалось непослушное сердце. Она могла пострадать, хотя находилась ближе к выходу, чем к середине зала. Он, поколебавшись, отвел глаза.
Джуусан, к его удивлению, выглядела весьма бледно и стояла рядом со старшим Сецуной, но его взгляд, по обыкновению, встретила настороженно, в упор. Каждый из тройни казался в равной степени корректным и серьезным. Шуе бдительно застыл чуть вдалеке, рядом с императором. Койю озабоченно хмурился и кусал губы – впрочем, обычное его состояние.
Рьюки еле заметно кивнул ему – Сейран чуть приподнял уголки губ.
Стража довела юношу до императорского кресла, остановилась чуть левее и, сомкнув ряды, застыла в неудобных позах. Теперь ему осталось только разглядывать потолки, богато украшенные лепниной, позолоченные и очень высокие.
Занавеси приоткрылись и спектакль начался.
***
Судебный процесс, наконец, пришел в движение, зловеще скрипя шестеренками, поразительно похожими на голос главного обвинителя, пояснявшего суть дела, а Джуусан-химе все еще пыталась вытряхнуть неприятный туман, казалось бы, навсегда поселившийся в ее голове. Она встала очень рано, хотя спала мало и плохо. Весь день ей пришлось играть привычную роль, стиснув зубы и испытывая неимоверные страдания. Ей не нравились ни безумная спешка подготовки к суду, ни последующее нарушение душевного равновесия. Уже к полудню принцесса была настолько измождена, что у нее не было сил добраться даже до собственной кровати, от которой ее отделяло всего несколько несчастных десятков метров, чтобы отдохнуть хотя бы пару часов. Подготовительные работы и уборка прошли в тусклой горячечной дымке, потому что от усталости и нервного напряжения она словно находилась в тяжком полусне.
- Мне даже сквозь толпу слышно, как ворочаются в голове твои глупые мысли, – послышался ворчливый, мрачный голос брата совсем рядом.
Джуусан автоматически поискала в голове достойный высказывания язвительный ответ, не нашла и решила промолчать, сосредоточенно вдыхая и выдыхая драгоценный воздух. Кажется, ее даже шатало - ситуация становилась опасной. Оставалось одно – сжаться в неподвижный комок, стушеваться окончательно, и девушка сосредоточенно уставилась на свои туфли.
Удивленный нехарактерным молчанием, Шуе осторожно скосил на девушку глаза. Она выглядела бесконечно усталой, лицо ее было бледнее обычного. Глаза оставались широко открытыми, но взгляд ничего не выражал. Словно его младшая сестра превратилась в лунатика.
Шуе торопливо схватил принцессу за запястье, поднес к глазам и ужаснулся – оно было даже тоньше, чем прежде, если такое вообще возможно.
Джуусан-химе от неожиданности сделала шаг назад, натолкнувшись на какого-то человека, и издала короткое нервное восклицание. Ее яростный взгляд, по обыкновению, был подобен кинжалу, но в этот раз ему словно недоставало остроты.
Опомнившись и осознав, что своей железной хваткой делает сестре больно, Шуе отпустил ее руку и внимательно изучил девушку, сделав для себя еще несколько неутешительных открытий. Но, открыв рот для многочисленных неприятных вопросов, был тут же перебит шумом в зале, который уже некоторое время нарастал, а теперь вдруг стал невыносимым.
А потом Джуусан внезапно метнулась в сторону и пропала в толпе.
***
Холодная ярость разливалась по его венам, смешивалась с его кровью и замораживала уже давно превратившееся в камень сердце.
Перед его глазами по-прежнему стояли тела матери, отца и братьев. Это просто было одним долгим жутким воспоминанием, которое, тем не менее, сломало ему жизнь. Его измученная душа не знала покоя. Он ел лишь по необходимости - у любой еды был привкус полыни и пепла. Спал, потому что ночью все спят. И ненавидел, без конца ненавидел, потому что жар ненависти рассеивал холод разрывавших душу картин прошлого.
Сегодня они ответят за грехи своего кровожадного отца. Ответят за гибель его семьи, за уничтоженное счастье, за пролитые слезы. За кровь, крики и смерть. Он уничтожит многое, потому что многое у него отняли.
Перед его глазами обвинитель, император и изгнанный когда-то принц мастерски разыгрывали смехотворный фарс под названием судебное заседание. Но он знал, что это не более чем тщательно продуманная театральная постановка. Даже сейчас принца окружало целых шесть вооруженных с ног до головы человек. Непросвещенному человеку могло показаться, что все было сделано ради защиты императора, но он мог с уверенностью сказать, что это было сделано самим императором, который желал любыми способами защитить своего драгоценного старшего брата.
Наивный мальчишка. В этом никогда не было нужды. Мягкий и безоружный на первый взгляд бывший принц был гибким и опасным, как тигр, и за мягкой серебристой шерстью коварно прятал острые зубы и стальные клыки. Сбрось его со скалы – и он приземлится на лапы. Зверь в обличие овцы. Кровавое чудовище.
И сейчас, и тогда, пятнадцать лет назад, они все были обмануты этим серебряным очарованием, этой видимостью заботы, этой фальшивой улыбкой и гордо поднятой головой. И пятнадцать лет назад, и сейчас сопляк император был готов сделать что угодно ради своего драгоценного брата – отдать трон или отдать жизнь.
Принц был окружен восхищением, принц был окружен любовью. Но все это уйдет, как только народу будет открыта его истинная сущность. Он отомстит ему самым худшим из возможных способов. И начнет с того, что заберет у принца самое дорогое ему существо. Так же, как и его отец забрал у него семью.
Движимый этой холодной яростью, он без колебаний заберет у принца Ко Шурей.
Принцесса Ко стояла чуть впереди него и, не двигаясь, сжав руки в кулаки, неотрывно смотрела на обвиняемого. Глупая влюбленная девчонка, ее большие наивные глаза отражали лишь этого кровавого юношу. Он слышал, что император всегда хотел заполучить ее в свой пустынный гарем. Что ж, тем хуже для чересчур мечтательного мальчишки. Ради любимого старшего брата ему придется пожертвовать еще и этим увлечением.
Пропади этот правитель пропадом. И пропади пропадом все те, кто использовал свою власть лишь для собственного обогащения. Их бывший император забрал у него гораздо больше.
Он просто хотел справедливости. И если эта справедливость должна прийти через смерть и страх, а не через правосудие – что ж, пусть будет так.
Он не чувствовал страха, лишь злобу и ненависть. И ненасытную жажду мести.
И убийца хладнокровно достал из широкого рукава кинжал.
***
Джуусан негодующе высвободила свою руку из железной хватки брата и неуютно поежилась. Холод тревоги опять запустил ледяные пальцы в ее душу.
Что-то неуловимое скользило по краю ее сознания, какое-то странное чувство. Липкий, противный взгляд на затылке, острая искра света где-то справа. Дрожь осознания пробежала по ее спине, когда она поняла, что это отблеск длинного и тонкого ножа в руках одного из многочисленных свидетелей. Ничем не примечательный мужчина с мрачным выражением лица, он неподвижной тенью стоял между ней, ее братьями и Шурей. На нем была дорогая, расшитая золотом одежда, но во взгляде его было нечто демоническое – и ни следа той мягкой учтивости, которая была присуща знатным людям.
Джуусан, ни на секунду не задумываясь, метнулась к нему и схватила за запястье. Их глаза встретились, мужчина потрясенно застыл. Всего несколько секунд они яростно боролись. Потом кинжал беззвучно упал на мягкий ковер.
Выругавшись, он наотмашь ударил ее тыльной стороной левой руки так сильно, что у принцессы зазвенело в ушах. Ослепляющая боль заставила девушку упасть на колени. Она неловко поднесла руку к носу и с удивлением промокнула кровь, текущую из левой ноздри.
Кто-то рядом с ней громко ахнул, кто-то из прислуги закричал. Вокруг Джуусан-химе постепенно образовался полный настороженности вакуум, и, не желая быть в центре всеобщего внимания, преступник попытался незаметно скрыться из виду. Заметив это, все разом набросились на него, а в следующую секунду разбежались кто куда, не сводя испуганных глаз с вылетевшей, словно из ниоткуда, длинной стрелы. Стрела со зловещим визгом пролетела над головами присутствующих и, задребезжав, вонзилась в мягкую древесину оконной рамы.
Поднялась паника. Люди бежали к выходу, бездумно расталкивая друг друга, в поисках спасения, в поисках укрытия. Они постепенно и неотвратимо увлекли за собой невозмутимую тройню Ран и отчаянно размахивающего руками Рейшина, хладнокровного Ходжи и суетливого Койю. За первой стрелой последовали остальные – у преступника все же оказались верные ему сообщники. Паника усилилась, но страх толпы был напрасен. Две из выпущенных стрел прошли мимо Сейрана, одна ударилась о перегородку между ним и высоким троном. Цель выстрелов сразу же стала ясна.
Преступник, подняв меч высоко над головой и угрожающе глядя на людей сверху вниз, медленно пробирался сквозь толпу к трону. Не замечая вступивших в бой генералов, не замечая, как один за другим, в отчаянной мольбе о пощаде преклоняют перед императором колени его сообщники. Ярость все еще двигала им, когда здравый смысл должен был подсказать, что лучше сдаться.
Сейран, решив рискнуть, молча обогнул растерявшихся стражников и застыл на месте, не сводя глаз с преступника, стараясь отвлечь его внимание на себя, подпустить его как можно ближе. Шурей, осознав всю опасность такого решения, протестующе вскрикнула. Рьюки, запаниковав, тут же обернулся. Сейран поймал на себе глаза младшего брата и мотнул головой, молча прося защитить безрассудную девушку.
И вовремя. Вместо того чтобы застыть на месте, Шурей начала пробираться сквозь толпу, против течения людей, прямо в самое пекло битвы.
- Сейран!
Ее хриплый крик заставил обоих юношей вздрогнуть.
Рьюки бросился ей наперерез, схватил Шурей за запястье и потянул назад. Девушка, не поддавшись, повернулась. В ее взгляде было все: ярость, гнев, страдание, беспокойство, сожаление. Но главное - там светилась любовь.
Любовь, но не к нему.
Пальцы императора разжались сами собой. В его глазах отразились зародившиеся давно подозрения – мрачные, ясные, болезненно реальные. В тот же момент убийца занес меч для удара.
Шурей, ощутив свободу, от неожиданности споткнулась, но, не остановившись, молнией кинулась в к Сейрану и защитила его своим телом, раскинув руки в сторону, ступив в то, казалось бы, слишком узкое пространство между смертью и ее любимым. Глаза ее горели яростью, в этот момент она напоминала кошку, готовую зашипеть.
- Не смей, - процедила она.
Все в ужасе застыли. Преступник тоже удивленно помедлил, но лишь на мгновение, потом его лицо исказила торжествующая усмешка, и меч снова оказался в воздухе, теперь жаждущий крови другой, не менее желанной жертвы. Непоколебимый, решительный взгляд убийцы нес такую обвиняющую силу, что даже кипевшая гневом Шурей на миг оцепенела. В завораживающем взгляде этого человека было что-то безжалостное и неумолимое. Словно болезнь, словно сама смерть. Черные – но странно бледные, почти мертвые, эти ненавидящие глаза видели гораздо больше, чем любые другие.
Сейрану казалось, что все вокруг него погрузилось в дикий лихорадочный сон. И маленькая фигурка Шурей, храбро заслоняющая его от острого меча, стала средоточием этого безумного сна. Он не знал, что ему следовало предпринять, он не просчитал вперед ни единого шага, он просто не имел понятия, что делать, как поступить. Его кровь словно застыла в жилах, заметно пульсируя лишь на шее. Желание вырвать Шурей из рук смертельной опасности было невыносимым, однако, как бы он ни хотел пошевелиться, тело не слушалось и, наконец, стало совершенно чужим.
Часы отмерили еще одно жуткое мгновение.
Блеснуло, потускнело и снова блеснуло лезвие меча, раздался характерный свист - позади к ним на помощь вовремя подоспел Шуе. Убийца неуклюже взмахнул оружием - и темная кровь с плеском окрасила светлый ковер.
Мужчина вскинул голову, смертельно побледнел и осел на пол, закашлявшись.
Нет, он не мог сейчас умереть. Такая перспектива вовсе не устраивала его. Человек, которого он хотел сделать несчастным, которого он хотел убить, все еще был жив, и эти проклятые, невыносимо прозрачные серо-зеленые глаза даже не замечали его, сосредоточившись на застывшей, как изваяние, безрассудной, обезумевшей девчонке. Никто из них не смотрел на него - ни тогда, ни сейчас. Никто из них не видел его горя и не понимал его страданий.
- Принц Сейен, - отчаянно прохрипел убийца, медленно оседая на пол, все еще всей своей душой желая отомстить. Хоть этим проклятым именем. Хоть как-нибудь.
Но единственными людьми, ушей которых достиг его предсмертный хрип, оказались лишь три человека, стоявших над ним. Шуе неловко передернул плечами и посмотрел вниз. Сейран, напротив, первый раз внимательно заглянул убийце в лицо.
Взгляд преступника, скрестившись с его взглядом, в последний раз вспыхнул странной радостной ненавистью – и остекленел. Смоляные, как ночь, ресницы в последний раз накрыли темные пронзительные глаза. Сейран вздрогнул – и, не выдержав, наконец отвернулся.
***
Постепенно ужас, сковавший людей, уступил место нервным разговорам и обсуждению увиденного и пережитого. Охранники пришли в себя и теперь деловито, быстро и без лишней суеты прочесывали толпу в поисках сообщников.
Только Шурей, словно не осознав случившегося, несмотря на дрожавшие колени и губы, все еще стояла перед ним, раскинув руки в стороны. Шуе окликнул ее, и только тогда она пошевелилась, обратив к Сейрану трогательно беспомощный взгляд карих глаз.
Он потянулся к ней – и по толпе пошел пораженный ропот. Сейрану понадобились мгновения, чтобы понять причину такого поведения людей: все внезапно осознали, что наследница Ко защищала подозреваемого в покушениях. Еще секунда понадобилась ему, чтобы с горечью признать единственно возможный выход из положения. И он, в который раз переступив через себя, подавив разочарование и досаду, попытался отойти в тень, тем самым показав непричастность девушки к случившемуся в целом и к себе в частности.
Но Шурей, качнувшись вперед, вцепилась в юношу со всей силой своих тонких рук, не желая отпускать, и спрятала лицо в изгибе его шеи.
За их спинами толпа в изумлении ахнула, Сейран неуютно оглянулся - но ей было все равно. Шурей увидела смирение и боль в его светлых глазах и на краткий момент все покушения, обвинения, интриги и угрозы – все перестало существовать для нее. Сейчас она чувствовала лишь исходящую от него спокойную силу и уверенность и, прильнув к нему, девушка скользнула губами по его укрытому рубашкой плечу, спрятала лицо у него на груди.
Сейран, поддавшись яростной хватке, крепко сжал подругу в объятиях - ее сотрясала крупная дрожь. Прижимая Шурей к сердцу, он неловко перебирал ее волосы, время от времени прикасаясь к ним губами. Вскоре она успокоилась, согревшись в кольце его рук.
Сейран неторопливо гладил ее по спине, обнаружив, что сам успокаивается. Было что-то чудесное в этом простом объятии. Быть рядом с ней, утешать ее – именно этого всегда желало и будет желать его сердце.
Толпа еще немного пошумела и, наконец, зачарованно затихла.
Тем временем Джуусан-химе с недоумением и некоторой обидой осознала, что про нее совершенно забыли. Ее друзья и братья собрались вокруг нее бесполезной кучей и, вместо того, чтобы озаботиться состоянием пострадавшей, все до единого были увлечены происходящим в зале, что бы там не происходило. В конце концов, ей тоже было любопытно!
Удрученно вздохнув, она попыталась встать, гадая, удастся ли ей это без посторонней помощи. Сомнительно. Больше того – в этот момент даже нежелательно, хотя боль от удара скорее надоедала, чем мучила.
Джуусан попыталась сосредоточиться и обнаружила, что не в состоянии этого сделать. Часть крови от разбитого носа текла в ее горло, оставляя неприятный медный привкус. Что-то произошло с ее восприятием.
Принцесса Ран приподнялась, опасно покачнулась - и первый раз в своей жизни упала в обморок.
***
- Джуусан, хватит валять дурака! Открой глаза!
Мир вокруг нее опасно покачнулся, неуютно повернулся на бок и застыл. Очнувшись, Джуусан обнаружила себя в железных объятиях старшего брата, который осторожно нес ее к зданию гарема на руках. Шаги Шуе были по обыкновению уверенными и широкими, но казались торопливыми, между темных бровей ее старшего брата залегла глубокая морщинка, и смотрел он только вперед.
Она рассмеялась и, наконец, заметила слабым, но довольно бодрым голосом:
- Ты выглядишь напуганным, Шуе нии-сама.
Он яростно встряхнул ее, заставив пискнуть от неожиданности, и вздохнул, неуютно поморщившись:
- А ты белая, как полотно.
Джуусан помедлила с минуту, задумчиво моргнув, потом сказала с похожим вздохом.
- Я в порядке.
- Понимаю, что ты хотела произвести сенсацию, но упасть в обморок во время суда – это так банально, дружок. Ты дурочка?
Она почувствовала, что за шутливым тоном скрывается глубокая озабоченность. В этом был весь Шуе. Едкая ирония и достаточно резкие выражения в разговоре. Безрассуден, смешлив, вечно готов съязвить, но, на самом деле, не способен причинить ни малейшего зла. Как мило.
- Нет, я не такая, - и она, потянувшись к нему, дернула брата за ухо. – Опусти меня на землю.
- Если ты собираешься идти, повиснув на моем несчастном ухе – ни за что. Упала ты неудачно, на бок, так что смирись и терпи мои нежные объятия. Ты даже не подозреваешь, сколько дам пожелали бы оказаться на твоем месте.
- Отчего же, представляю.
Джуусан неохотно, но послушно отпустила его несчастное покрасневшее ухо и заинтересованно осмотрелась. Шуе целенаправленно шел по одному из коридоров дворца, ведущих к гарему. Слуги прятались по углам, бросали на них косые взгляды и подозрительно перешептывались. Ран спохватился – выпрямился и зашагал быстрее. И эта перемена больше всего озадачила принцессу.
- Что я пропустила? – уязвлено спросила Джуусан.
Шуе не удивился этому вопросу, и, как ни странно, он показался ему весьма забавным.
- Ничего, что касалось бы нас с тобой.
Она терпеть не могла загадок, а загадочных самодовольных братьев – тем более.
- И все же?
- Похоже, Шурей-доно все же сделала свой выбор, - улыбка генерала сделалась задумчивой и печальной.
- О, - только и смогла оборонить в ответ Джуусан-химе, - я понимаю, что не должна жалеть Рьюки, но мне его жаль.
И действительно - в ярко-синих глазах принцессы под высоко поднятыми, будто в удивлении, тонкими бровями затаилось сочувствие. На лице Шуе появилось понимающее выражение.
- Можешь жалеть его сколько угодно, сорванец, хотя ты, как и я, понимаешь, что никакая жалость сейчас не доставит ему радости и, тем более, не принесет утешения, – вполне резонно ответил он.
Джуусан кивнула.
- А еще мне жаль бывшего принца, потому что его-то никто жалеть не будет. Он встанет перед тяжелым выбором.
Шуе невесело улыбнулся.
- Наверное, Сецуна счастлив – я остаюсь единственной женой императора. Мне тоже, наверное, следовало бы торжествовать.
А еще ей следовало бы думать головой, а не сердцем. Ее мозг, должно быть, пострадал при падении.
- Тогда к чему эти обмороки? Ты что, чахоточная девица, тепличный цветочек?
Джуусан закрыла глаза, не обращая на провокацию никакого внимания.
- Не игнорируй меня, - он снова легонько встряхнул ее, но получил в ответ лишь маленькую раздраженную гримаску.
Шуе, немного подумав, помрачнел, в глазах его мелькнули догадка, подозрение и комический ужас.
- Ты что, в положении?
Брови у нее тут же взлетели выше некуда, глаза распахнулись. Она еще больше побледнела, испепеляющий взгляд ее синих глаз, казалось, насквозь прожег Шуе.
- Ничего подобного, - по-змеиному прошипела Джуусан, сощурившись и угрожающе посмотрев на его ухо.
- Понял, - примирительно заметил Шуе, осознав, что зашел слишком далеко, и привычно приготовился к страшному возмездию.
Но, видимо, у девушки даже не было сил хоть как то проявить свое обычное упрямство и дьявольский характер. Буквально через минуту Шуе почувствовал, как тело ее обмякло, – Джуусан крепко уснула, так и не отомстив ему и не заговорив с ним.
Часть 15. Мысли о будущемЧасть 15. Мысли о будущем
Долгие холодные дни с пронизывающими ветрами закончились, зима незаметно, неожиданно для всех подошла к концу, и, проснувшись первым весенним утром, Шурей с удивлением обнаружила - снег растаял. Сонное, хмурое, неприступное небо все еще было какого-то странного серого цвета, высокие деревья по-прежнему стояли, зябко простирая к нему голые ветви, но мягкий ветер ласково спешил сообщить всем о теплом приходе весны. Множество бурых холмов начали безудержно, ярко зеленеть, освободившиеся от зимнего сна речушки весело мчались мимо широких долин, через гибкие мосты и вливались в большую, бурлящую от избытка воды реку.
Все живое вокруг ликовало и радовалось, радовались и люди, ведь зимой дни были слишком коротки и холодны, чтобы успеть закончить все необходимые домашние работы, а внезапные снежные бури и вовсе заставляли неделями сидеть взаперти там, где застала безжалостная стихия, сгрудившись у огня.
Устав от зимних тревог и забот, Шурей за завтраком громко и весело объявила себе неофициальный праздничный выходной и, под предлогом необходимости в глотке свежего воздуха, незаметно увязалась за Сейраном. Тот ничего не возразил, лишь незаметно улыбнулся краешками губ и, взяв ее за руку, переплетя пальцы, легонько потянул девушку за собой.
Энсей удивленно вытаращил на них темно-зеленые глаза и с усилием подавил желание как следует протереть их кулаком: видеть на лице холодного, надменного и безразличного Маленького Урагана мягкую улыбку для него было сравни одному из чудес света.
Как правило, Сейран не улыбался. И, в большинстве случаев, это был обнадеживающий знак. Вежливая улыбка могла означать частичное бедствие, веселая же предупреждала о катастрофическом крушении.
Но не сейчас. Немного четче изогнутая линия губ, чуть глубже проступившие маленькие морщинки в уголках глаз – не оставалось сомнений, Маленький Ураган был непривычно спокоен и доволен. Несмотря на свой несколько беспорядочный внешний вид, Энсей всегда тонко чувствовал нюансы, тем более, что с таким темпераментным другом неосторожность грозила, по меньшей мере, увечьями. Волей-неволей приходилось принимать во внимание, насколько ужасными могут быть последствия.
Шурей, одарив ошеломленного Энсея безмятежным взглядом из-под ресниц, лишь сильнее прижалась плечом к руке Сейрана. Шагая по улице, чувствуя под ногами твердую землю, а под щекой – теплую шершавость наплечных доспехов, обгоняя маленьких детей, соседских тетушек, пожилых людей, ощущая себя счастливой и в безопасности рядом с ним, она неспешно размышляла о том, как быстро изменилось все в ее жизни.
Как ни посмотри, у них с Сейраном установились весьма странные, трудно объяснимые отношения. Нежное, изящное затишье, заботливая неподвижность. Оба словно боялись разрушить ту хрупкую, драгоценную нить доверия, протянувшуюся между ними, поэтому молчали, ни слова не говоря о своих чувствах. Купаясь в лучах взаимной теплоты, они все же не забывали об охране собственных, одинаково настороженных сердец.
Однако их уютная замкнутость служила ярким контрастом остальным людям, которые, стоило им вместе выйти на улицу, тут же замолкали, словно только секунду назад говорили о них.
О них говорили горячо, с лихорадочной поспешностью, увлеченно, торопливо, упоенно, взахлеб. Шептались, сплетничали, обсуждали, пересмеивались, искоса поглядывая на них. Возможно, осуждали. Временами было даже забавно смотреть, как начинали вести себя люди при их появлении: женщины старательно и громко спешили произнести слова приветствия, а мужчины лишь опасливо косились на них, говоря между собой вполголоса. Но Шурей не было до этого никакого дела. Она была околдована. Все ее чувства трепетали. Изо дня в день она тянулась к Сейрану и душой, и телом, наслаждаясь сладким ощущением равновесия.
Шурей обнаружила себя зачарованной каждой принадлежащей ему чертой: его глазами, которые всегда хранили в себе огонек одиночества, его добротой, которую он часто скрывал за стоическим выражением лица, его улыбкой и его заботой, которые неизменно грели ее сердце. Теперь Шурей знала о нем гораздо больше, однако до сих пор недостаточно много. Сильнее всего ей хотелось узнать причину тихой грусти, скрывавшейся в ясных серо-зеленых глазах. Сейран сказал, что она исцеляет его, но все так же неизменно мучился ночами от неотступных, невыносимых кошмаров, все так же часто, без видимой причины хмурился, все так же страдал. Когда же он улыбался, в глазах его оставалась горькая боль. Сможет ли она, в самом деле, залечить эти мучившие его страшные душевные раны?
Шурей не хотела отступать, ни за что, но и не знала, как двинуться вперед. Всего за несколько дней жизнь ее внезапно вдруг встала с ног на голову и перевернулась обратно. Ей нужно было время.
Проводив Сейрана до стрельбища, Шурей обнаружила, что не может спокойно сидеть на месте. Ее переполняла странная яркая энергия, она почему-то дрожала от нетерпения, хотя и не понимала, чего именно ждет. Устав ходить взад-вперед, она все же остановилась у каменной колонны одной из солдатских казарм и с любопытством начала наблюдать за тем, как Сейран упражняется в стрельбе из лука. Девушка не пыталась подойти к нему или заговорить с ним, просто заворожено смотрела, как юноша методично достает из колчана очередную острую стрелу, как послушно натягивается в его руках тетива, как напрягаются все его мышцы. У Сейрана были такие светлые волосы, что при свете солнца казалось: его голова окружена сияющим серебристым ореолом, - его лицо было сосредоточено и спокойно. Шурей невольно залюбовалась им.
И по сей день было так удивительно – поразительно - осознавать, что перед ней стоит тот самый легендарный принц Сейен. Что тот загадочный, таинственный принц Сейен, о котором девушка всегда думала с очарованным страхом, все это время был рядом, совсем близко. И вот где-то по пути к нему этот неясный образ выскользнул у нее из рук. Теперь, размышляя о юноше, она не могла вызвать в себе хоть чуточку былого испуга. Потому что, кем бы ни был Сейран, включая его прошлое и его репутацию, Шурей ни на секунду не поверила бы, что он может причинить ей боль или, тем более, оскорбить. Она была связана с ним всеми возможными способами и, несмотря на тени, таившиеся в его прозрачных глазах, она безоглядно верила ему, доверяла ему. Шурей была готова сделать все, чтобы помочь Сейрану. Она хотела быть концом его длинной, отчаянной и одинокой дороги. Ей хотелось принести ему счастье, радость, тепло, смех и еще много-много всего.
И девушкой, вопреки всеобщему мнению, руководило отнюдь не чувство жалости.
В конце концов, устав стоять, Шурей все же села, выбрав небольшую деревянную скамейку невдалеке от стрельбища. Притянула к себе колени, крепко обхватила их обеими руками, осторожно прижалась к ним щекой и снова задумалась.
Любовь. Она не ожидала, что это чувство придет к ней так внезапно. Но теперь, когда оно, наконец, расцвело в ней, она подозревала, что не избавится от него всю жизнь. Было так правильно, так естественно спать рядом или держать Сейрана за руку, или говорить с ним обо всем на свете, улыбаясь лишь ему, ему одному. Словно она становилась единым целым в его присутствии. Шурей была уверена: если Сейран будет рядом, она может смело встретить все, что приготовила им судьба, не опасаясь удивленных или бесцеремонных взглядов. Она могла только надеяться, что он любит ее взамен.
Шурей не знала, что такое любовь. Совсем не знала. Как беспомощный желторотый птенец, она лишь грелась в лучах обожаемого ласкового солнца нежности. Она не знала, как уменьшить его страхи, тревоги, страдания, ведь все это время жертвовал собой ради нее лишь он. Во всем же остальном, что не касалось ее или отца, Сейран проявлял такую степень независимости, что временами пугал ее. Уверенный в себе и в своей способности контролировать окружающий мир, юноша излучал в равной степени силу и надменность. И, вместе с тем, неизменно верный, надежный и внимательный, Сейран был из тех редких людей, к кому любая здравомыслящая женщина, почувствовав неуверенность, инстинктивно обратилась бы за помощью.
Шурей пожала плечами и, иронично улыбнувшись, прижала колени ближе к груди. Теперь она ревновала его ко всему миру.
Ей вдруг пришло в голову, не лгала ли она себе, будучи уверенной, что Сейран любит ее в ответ, что согласен остаться с ней навеки, что согласен и дальше защищать и оберегать ее. Ведь ей нечего было дать любимому человеку, кроме своей отчаянной, трепещущей от страха, хрупкой новорожденной любви.
- Госпожа.
Вздрогнув от неожиданности, Шурей легонько подскочила на месте и резко обернулась, пару раз испуганно моргнув. И увидела, что Сейран мягко смотрит на нее, предлагая помощь. Он окинул ее долгим внимательным взглядом, немного прищурившись, словно пытаясь разглядеть ее, когда в глаза светит солнце. А солнце, тем временем, уже начало склоняться к горизонту. Сколько же времени она тут просидела, погруженная в собственные тревожные мечтания?
Ее предательское сердце бешено заколотилось, дыхание превратилось в жалкие попытки вдохнуть хоть немного воздуха, он же по-прежнему выглядел невозмутимо серьезным и участливым.
Настоящий Сейран. Как всегда, скрывает свои чувства. Рад ли он видеть ее утром каждого нового дня или недоволен? Он сражался за нее, защищал ее, нуждался в ней, но любил ли он ее? И если нет, сможет ли когда-нибудь полюбить?
Не без труда взяв под контроль собственные некстати разыгравшиеся эмоции, она благодарно, но довольно-таки чопорно кивнула и приняла его руку с явным видом собственницы, тем самым насмешив юношу. Он безмолвно рассмеялся, она смущенно нахмурилась. Шурей не знала, откуда взялось это обжигающее темное чувство: Сейран принадлежал ей, только ей.
Его широкая ладонь была необыкновенно сухой и очень горячей. Казалось, эта рука излучала теплоту - сразу возникало щемящее ощущение непонятной, загадочной силы и сокровенной, незримой близости. Шурей встревожено подняла глаза, и их взгляды встретились.
- Сейран, у тебя жар?
- Все в порядке, госпожа.
Словно в доказательство, он, склонив голову на бок, прикоснулся лбом к ее голове. Опущенные ресницы затенили его серебристые глаза - это было нечто новое и оттого совершенно неотразимое. Шурей, улыбнувшись, тихо вздохнула и прижалась к нему еще сильнее.
На мгновение Сейран затаил дыхание, будто хотел сказать ей что-то чрезвычайно важное. Уголки его губ дрогнули, на высоких скулах появился едва заметный румянец, и Шурей сама с ужасом почувствовала, как у нее начинают гореть щеки. Быть может, он признается ей в любви? Но Сейран вдруг поднял голову, словно его кто-то окликнул, и, торопливо отпустив ее руку, сделал шаг в сторону.
Неподалеку от них стоял Рьюки. Император был неимоверно бледен. На лице у него застыло странное выражение, в скрытом значении которого у них не хватило времени разобраться. Руки его были судорожно сжаты в кулаки, плечи напряжены.
- Шурей, Мы бы хотели поговорить с тобой.
Эта непохожая на мягкого, жизнерадостного молодого императора язвительная любезность была настолько неожиданной для растерявшейся девушки, что на секунду все мысли вылетели у нее из головы. Воцарилась напряженная тишина. Шурей неуютно коснулась Сейрана взглядом, и тут же попыталась избавиться от чувства вины за этот непроизвольный жест. Она опять всецело полагалась на друга, однако все же без его поддержки она ощущала, по меньшей мере, неуверенность. На секунду ей показалось, что юноша встревожен не меньше, чем она, - спина его напряглась, голова немного откинулась назад, щеки побледнели, а между бровями появились неглубокие тонкие морщинки. В ожидании ее реакции лицо его стало совсем непроницаемым, и это молчаливое ожидание, наконец, заставило ее заговорить.
Шурей опомнилась, надела соответствующую случаю маску беззаботности, и ответила с показной веселостью:
- Конечно, Рьюки.
Император кивнул и холодно, без улыбки перевел многозначительный взгляд на старшего брата. Шурей на мгновение почувствовала, как легкая дрожь недоумения охватила Сейрана и передалась ей. Затем юноша горько усмехнулся и низко поклонился. Это был жест, говорящий о том, что теперь он все хорошо понимает и отдает младшему брату должное.
- Прошу извинить меня, - сообщил он, пожалуй, чересчур безмятежно и легким шагом поспешил прочь.
Ладно, решительно и немного сердито подумала Шурей, будь что будет. Она гордо вскинула голову и последовала за императором во дворец. Пора, так или иначе, определить свою судьбу. Судьбу, которую она готова принять. И за которую будет бороться.
***
Рьюки одновременно испытывал чувство вины, злость и отчуждение, но ничего не мог с собой поделать. Он чувствовал неизменно болезненные уколы ревности, видя, как его любимая Шурей сжимает в объятиях его старшего брата Сейена, держит его за руку, улыбается ему. В последнее время он то и дело чувствовал эти неприятные ощущения. И переполненный столькими противоречивыми и не поддающимися объяснению эмоциями, он все чаще находил себя недовольным собой.
И, что самое ужасное, совсем не узнавал самого себя.
Остановившись посреди одной из комнат и резко обернувшись, Рьюки обнял Шурей одной рукой за талию, другой – за плечи и медленно привлек к себе, бережно и нежно.
Это была либо приемная, либо просторный кабинет с высоким белым потолком. Помещение было обставлено бархатными стульями с жесткими спинками и несколькими полированными до блеска столами. Оно было похоже на один из кабинетов министерства финансов, где каждый день принимали высокопоставленных лиц и без устали сводили к балансу приходы и расходы. Окна выходили на непонятный темный закоулок, столы были довольно пыльными, но даже так в этом полузаброшенном помещении чувствовалось нечто торжественное и величественное.
Иногда императору казалось, что без нее он не сможет ничего. Он не знал, была ли эта любовь рождена одиночеством, была ли она заблуждением или миражом, - не хотел знать. Да и это было совсем неважно. Чувство привязанности спасало его от холода – этого было вполне достаточно. Шурей была источником бесконечной радости.
Рьюки хотел, чтобы она стала его женой. Хотел получить над ней власть, право на которую дает это положение. Хотел, чтобы она жила в гареме, чтобы она все время была рядом, он хотел знать, где она находится в тот или иной момент, что делает. Но больше всего Рьюки хотел, чтобы она его любила. Как необходимо ему в жизни такое светлое существо!
Однако, хотя он и не хотел признавать этого, возможно, было уже слишком поздно. За эти несколько зимних месяцев что-то в ней изменилось. Даже сейчас, стоило взглянуть на выражение ее лица…
Спокойная и мечтательная решимость в карих глазах, тихая женская замкнутость в своем мире, странное, яркое, безудержное счастье и всепоглощающая сосредоточенность. Он сводил Рьюки с ума, этот ее взгляд. Он отдал бы все на свете, что видеть такое выражение ее лица, обращенное к нему, а не к другому. К нему, а не к его старшему брату Сейену.
Не в силах видеть ее глаз, он потянулся, чтобы поцеловать ее. Шурей, вздрогнув, резко отпрянула, и Рьюки тут же отпустил ее, отступив на шаг и глядя на нее с откровенным беспокойством. Она едва не расплакалась.
- Почему ты отталкиваешь Нас?
Шурей посмотрела ему в лицо. Такое дорогое, всегда такое милое лицо. Она вспомнила, как его слезы падали на ее щеку, вспомнила о его одиночестве. Она постаралась заговорить с ним как можно бережнее, тщательно подбирая слова. У Шурей глухо зашумело в ушах, с таким трудом приобретенная смелость дала трещину. Но и Рьюки, казалось, был слишком погружен в собственные догадки, чтобы слушать ее. Он все еще молча и внимательно смотрел на девушку, но в золотистых глазах уже светился понимающий огонек.
И у Шурей было чувство, что они оба давным-давно знали, о чем она сейчас собирается сказать.
- Я останусь с Сейраном.
Да, ее слова озвучили то, что они оба уже понимали. Из массивной серебряной рамы на противоположной стене, неодобрительно и сердито топорща усы, на нее с укором смотрел один из величайших генералов прошлого.
- Почему?
Девушка оторвалась от бессмысленного созерцания портрета. Глаза Рьюки были наполнены тысячью эмоций, но смешавшись, эти эмоции оставались нечитаемыми.
- Я не знаю.
Она и правда не знала. Но эти три месяца, несомненно, изменили ее. Один поцелуй открыл ей глаза, и с тех пор ее слепое сопротивление судьбе стало бесполезным. Она потеряла себя и нашла Сейрана. Обратного пути не было.
Она всегда думала, что приобретет в нем лишь душевно близкого человека и честного друга, но теперь видела в Сейране свою любовь и судьбу, чувствовала внутри него невыносимую боль и ненасытную жажду покоя. И сознавала, что Сейран принадлежит другому миру. Если она не удержит его, он исчезнет. Эти мысли будили страх и боль в девушке - она была слишком привязана к нему. Ей отчаянно хотелось, чтобы обретенное им спокойствие и счастье были настоящими. Показать ему, что ждет его в будущем, а потом отобрать это будущее, - Шурей понимала, что такого его измученное сердце не выдержит.
Но теперь она была готова. Была готова яростно сражаться за него, без колебаний сделать его неотъемлемой частью своей жизни и с радостью принять перемены, которые он принесет в ее жизнь.
Ее щеки чуть покраснели, а голос дрогнул:
- Я просто влюбилась.
И вдруг слово «влюбилась» прозвучало так глупо! Обладание. Стремление. Желание. Нужда. Да, нужда, внутреннее влечение, но гораздо больше, чем просто физическая жажда близости.
- Я люблю его, Рьюки.
Наступила жуткая тишина, Шурей заметила, что император побледнел. Ее слова оказались для него таким ударом, что он отступил назад. Рьюки остановился у окна и прислонился плечом к стене. Некоторое время он молчал, она тоже не решалась заговорить, потрясенная своим признанием почти в такой же степени, как и он.
- Но почему сейчас? Он был рядом с тобой так много лет… - наконец, после краткой внутренней борьбы, медленно проговорил Рьюки.
Голос императора был полным недоумения, но где-то в глубине души он уже слышал от нее эти слова, день за днем, в ее голосе, улыбке, в каждом взгляде. Он знал, что с Сейраном она всегда будет в безопасности. Рьюки мог дать ей любовь, деньги и жизнь в роскоши, безбедную жизнь. Но Сейран мог дать ей гораздо больше – он мог дать ей свободу, он мог посвятить ей все свое существование. А Шурей могла подарить ему покой. Что бы он ни делал, эта их чистая, всепоглощающая верность друг другу останется непоколебимой. И все же…
- Не уходи, Шурей. Мы должны быть вместе, всегда.
К горлу Шурей подступила волна тяжелого страха. Настало самое тяжелое мгновение в ее жизни.
- Рьюки, мне так жаль.
- Ты же знаешь, он – принц Сейен, - он и сам уже не понимал, о чем и зачем говорит.
Она посмотрела вниз на свои руки – они были крепко зажаты в кулаки.
- Да, - мягко прошептала она.
Рьюки закрыл глаза. Чтобы продолжить, он с отчаянной решимостью собрал в кулак всю свою волю.
- И если Мы откроем людям правду, ему придется стать императором.
Вид у него был самый рассудительный, выражение лица жесткое. Но Шурей ни на секунду не поверила его словам. Открой он правду – и началась бы гражданская война. Рьюки ни за что бы не пожертвовал благополучием, с таким трудом построенным почти что за десять лет. И оттого, что эта ложь была такой неприкрытой и отчаянной, она поразила ее больше всего.
- Что ж, тогда я буду стоять рядом с ним. И по-прежнему буду любить его.
Ее приглушенный бесцветный голос совсем не сочетался с лицом, и он, наконец, подействовал на него. Рьюки почувствовал себя так, будто перешел какую-то неведомую границу. Шурей выглядела одновременно и сердитой, и обиженной, и он не осмелился продолжить эту тему. Она пристально взглянула на него, но в этом взгляде чувствовалась боль недоумения.
Шурей сделала шаг к двери, и Рьюки поспешно и неуклюже бросился ей наперерез. Их глаза встретились, карий взгляд к золотистому, в каждом из которых читались необъяснимые эмоции.
Конечно, он не должен ей препятствовать. Он должен отпустить ее, хотя чувствовал небезопасную потребность взять ее за руки и на коленях молить остаться.
- Шурей, - он протянул руку, - Шурей.
Она смотрела на него и ощущала какую-то пустоту. Она очень тихо произнесла:
- Нет, Рьюки. Прости.
Он провожал ее взглядом, пока ее прямая напряженная спина не скрылась за дверным проемом. Чувство гнева тут же сменилось обидой за подобное расставание.
Рьюки отошел к окну и, прижав правую руку к лицу, скривил дрожащие губы.
Император Сайюнкоку еще никогда не чувствовал себя таким одиноким.
***
Сейран поднялся в свою комнату, широко раскрыл одну из створок окна, через нее заструился прозрачный лунный свет, дохнуло прохладным ночным воздухом и весной.
Прошло несколько минут - и Шурей неслышно подошла и положила ладонь на его полуобнаженное предплечье. Прижалась щекой. Теперь, когда все было позади, у нее было время вдоволь искупаться в теплом чувстве любви, которое вызывал у нее этот необыкновенный человек.
Сейран отвернулся от окна, в темном стекле которого рассматривал свое отражение, и посмотрел на девушку.
Теперь его разум больше не блуждал в темноте. Он больше не видел кошмаров, не боялся за свой рассудок. Шурей была рядом, и он мог обнимать ее. Лучшее лекарство для его израненной души. У него появилась надежда, что Шурей его исцелит. Главное, чтобы с ней ничего не случилось, чтобы она всегда была рядом.
Сейран взял ее за руку и повернул голову, чтобы поцеловать ладонь. Его медленный и внимательный взгляд обволакивал необыкновенным теплом.
- Я говорила с Рьюки, - с доверчивой искренностью призналась Шурей, мягко отнимая у него свою руку и направляясь к двери, - и отказала ему.
Она сумела удивить Сейрана. Он стремительно сорвался с места и в следующую секунду уже был рядом с нею, на сей раз удивив ее. Она пришла в смятение – юноша оказался совсем близко и вдруг очень нежно, обхватив руками ее голову, заглянув в глаза, взволнованно спросил:
- Зачем вы так поступили?
В его взгляде не было осуждения, но, тем не менее, на глаза Шурей навернулись слезы. Сейран немного отстранился, скользнув кончиками пальцев по очертаниям ее ушей, деликатного подбородка и остановившись на трепещущем пульсе у основания тонкой шеи. Девушка опустила глаза и едва заметно задрожала. Он понял, как трудно ей было сделать этот выбор.
Сейран всегда был уверен, что если сравнить его с Рьюки, он окажется в несомненном проигрыше – он, безжалостный, хищный человек, которого опасно злить. Это обстоятельство почти вынудило его молчать, но слова сами вырвались из него, приглушенные тревогой:
- Когда я впервые встретил его, он был таким маленьким, что мне казалось: я могу его сломать. Его голова была слишком большой для его шеи. Он плакал и плакал, и никак не мог поверить, что я не причиню ему зла. И вдруг, не говоря ни слова, он протянул ко мне руки.
Рьюки был маленьким доверчивым комочком тепла, который спас его от темноты. Но дни, о которых он говорил, уже никогда не вернутся.
Шурей никогда раньше не видела столь удивительное выражение на его лице - на нем отражались нежность, облегчение, гордость и множество других чувств. Любовь и желание защитить младшего брата были так же сильны в нем, как и много лет назад. Ее снова пронзило чувство щемящей тоски – так сильно, что закололо в кончиках пальцев, - от неспособности защитить любимого человека. Защитить от грусти, боли и печали. Она обняла его правой рукой, прильнув к нему.
- То, что он вырос, вовсе не означает, что ты ему больше не нужен. Он просто не настолько хрупкий.
Сейран промолчал. Его сердце глухо стучало - он не ожидал, что Шурей воспримет его слова так близко к сердцу. Прохладные серо-зеленые глаза неосознанно потеплели.
Сейран наблюдал за ней, испытывая новый и сильный соблазн забыть обо всем и сдаться на милость судьбы. Всякие возможные осложнения, не дававшие ему покоя, вдруг отпали, терзавшее его невыносимое беспокойство исчезло, и он остался один на один с бесспорным фактом: он любил ее. Вопреки здравому смыслу он любил ее.
Впервые за всю свою жизнь он осмелился мечтать о семье. И в этих таких несвойственных ему, безмятежных, тихих мечтах он видел себя обнимающим темноволосую девушку с карими глазами. Ему хотелось зализать раны и обрести, наконец, покой. Найти что-то, ради чего стоит жить дальше и двигаться к поставленной цели. Улыбка Шурей была сияющим солнцем, рассеивающим непроглядный мрак в глубине его измученной души. Сейран хотел жить ради ее улыбки.
Он любил ее, и с этим надо было что-то делать. Это и было самым трудным для него, ибо слишком по многим причинам он был недостоин принцессы семьи Ко.
Он резко отвернулся, выскользнув из ее полуобъятия, давая понять, что разговор закончен, но был остановлен знакомым жестом. Шурей схватила его за рукав кончиками пальцев.
Сейран тяжело вздохнул, и этот звук спугнул ее. Он опять ускользал от нее куда-то вдаль, куда-то, где для нее не нашлось бы места. В ее душе поднялась буря, ей казалось, что если она не остановит его сейчас, то уже не сможет вернуть никогда.
- Я никогда не жалела о том, что встретила тебя! – вырвалось у девушки. Тонкие пальцы сжались в кулак, сминая под собой ткань его рукава. Шурей говорила твердым голосом, хотя чувствовала, как почва уходит из-под ног.
Она попыталась понять реакцию его на свои слова, взяв его за руку и придвинувшись ближе, слыша в ушах стук своего сердца. Она признавалась в любви.
- Поэтому, пожалуйста, останься со мной.
Девушка медленно подняла на него лихорадочно блестевшие глаза. Лицо Шурей сияло и казалось таким открытым, каким он никогда его не видел.
- Вы слишком добры, госпожа.
«О, нет» - прошептало ее сознание. Покачав головой, она стремительно спрятала лицо у него на груди, вцепившись пальцами в рубашку. На самом деле, было то, что она скрывала от него, то, что сделала бы ее недостойной его. Но она боялась. Боялась, что Сейран отвернется от нее, узнав это. Она была так эгоистична. На секунду она задумалась, был ли этот страх быть отвергнутой, который она испытывала в это мгновение, был похож на страх, который испытывал Рьюки. И от этой мысли ей стало еще хуже.
Он слегка отодвинул ее, а потом притянул к себе, обняв за плечи и привычно положив подбородок ей на макушку.
- Я буду рядом. Если таково ваше желание.
Она недовольно нахмурилась и издала звук, говоривший о нетерпении.
- Ты должен делать то, что хочется тебе, а не мне, - предостерегла она так хмуро, будто хотела вонзиться в него зубами.
Сейран выглядел ничуть не испуганным, а лишь явно озадаченным. В отличие от нее, когда дело касалось любви, он был готов проявить терпение и самообладание. Потом глаза его слегка сощурились, он улыбнулся. Он любил ее, но никогда не уходил от столкновения.
- О, - заинтересованно и немного хищно протянул юноша. - Вы уверены в этом, моя госпожа?
Взгляд недавно смеющихся серебристых глаз стал пронзительным. Под этим взглядом Шурей вдруг смутилась и не нашла в себе больше сил выговаривать ему. Сейран снова улыбнулся, положил руку на затылок Шурей и, притянув ее голову к себе, нежно поцеловал в губы. Она ахнула. Его губы были слишком горячими. У него, должно быть, все-таки был жар.
Но эта мысль, встревоженной птицей метнувшись в уголке ее сознания, растворилась в ощущениях, которые дарил ей любимый человек.
Он целовал ее так нежно. Его губы коснулись ее рта, словно перышко, и все вокруг нее исчезло. Его тепло и запах хлынули в ее разум со странным ощущением возвращения домой. Не удержавшись, она подняла руки и обняла его за шею, ища защиты и прощения.
Любовь к нему делала ее необыкновенно счастливой. Но все же оставались и другие чувства, которые тянули ее вниз: вина, неуверенность, страх.
Она не могла дать ему всего, хотя ей так хотелось этого. Она была так эгоистична, скрывая от него правду, и все же не могла найти в себе смелости открыть рта, чтобы разрушить свое счастье.
Правильно ли она поступает, утаивая от него такую важную вещь? Ей следовало признаться ему во всем, принять любой ответ, но что-то мешало ей пойти на такой шаг – то, что шло вразрез с ее принципами и казалось столь важным, что подводило ее к грани, за которой начинается трусливое бегство от реальности.
Она задрожала, неуверенно вцепившись в его плечо, но его уверенные руки притянули ее к нему, пряча ее беспокойство в теплой защите горевшего в лихорадке тела. Его горячие приоткрытые губы прильнули к ее плечу, и она забыла обо всем на свете.
Первый раз за несколько недель ее сон был глубоким и спокойным.
Но утром, зайдя в его комнату, она не смогла его разбудить.
@темы: Фанфикшен-автор, Фанфикшен