...сумеречный котенок...
Название: Пока не расцвела сакура
Автор: katya_neko ([email protected])
Фэндом: Saiunkoku Monogatari
Бета: нет
Пейринг/Персонажи: Сейран, Шурей, Шока, Рьюки, Джуусан-химе, Шуе, Койю, Рьюшин, Рейшин, Юри-химе, триплет Ран, Сейран/Шурей, легкое Рьюки/Шурей, легкое Рьюки/Джуусан-химе, Рейшин/Юри-химе, Шока/Шокун
Жанр: романс, приключения
Рейтинг: PG-13
Состояние: закончен
Описание: написан по заявке, которая разбудила во мне шиппера-маньяка=3
Посвящение: Okini-chan как заявителю и товарищу-шипперу XD
Предупреждение: 145 страниц чистого текстаXD выставлять где угодно, но только с этой шапкой. Помните о нежной душе автора и копирайтах.
Пока не расцвела сакура
ПрологПролог
Писать письма было нелегко. Слова ложились на бумагу совсем не в том порядке, в каком было задумано, красиво построенные мысли превращались в неуклюжие предложения. Часто хотелось взмахом кисти перечеркнуть уже нарисованные иероглифы, еще чаще хотелось просто выбросить бесполезный кусок бумаги, явно по ошибке природы нареченный письмом.
Но в памяти тут же всплывало строгое лицо Шурей ( “Сейран, не забывай писать!”) и улыбка Шоки (“Будем рады получить от тебя весточку”) - и руки снова тянулись за уже отложенным в сторону исписанным листом.
Писать письма было нелегко, и он знал, что это письмо дойдет до столицы не скоро, но что-то успокаивающее было в самом знании того, что оно, переданное им, в конце концов попадет в руки дорогих ему людей. Это письмо было связующей ниточкой между солдатом по имени Ши Сейран и его семьей.
Пламя стоявшей рядом большой свечи затрепетало и погасло, но в комнате темнее не стало. За окном медленно поднималось солнце, окрашивая пушистые осенние облака в радужные цвета.
Сейран аккуратно завернул письмо в некое подобие конверта и написал на нем адрес. Если все пойдет по плану, то уже сегодня он отдаст конверт мальчишке-почтальону, который регулярно привозил письма от генералов и указания императора. И уже через месяц это письмо попадет в руки Шурей.
Тяжелая деревянная дверь тихо скрипнула, и резкий холодный осенний ветер ворвался в дом. Пара заблудившихся ярко-красных кленовых листьев закружилась у его ног. Сейран подобрал их, и, пару секунд задумчиво повертев в руке, вложил в конверт.
Красный был цветом клана его хозяина.
…Заслышав его шаги, суетившиеся возле почтальона солдаты притихли и расступились. Сейран удивленно поднял брови и, немного помедлив, протянул мальчику письмо и получил взамен три свитка с императорской печатью. Солдаты переглянулись. Все еще поражаясь наступившей тишине, Сейран покопался в кармане и вручил почтальону три монеты, заработав звонкое «Спасибо!».
И тут молодой парень, стоявший в нескольких шагах от него, не выдержал:
- Командир, когда мы возвращаемся домой?
Ах, да, вопрос, который его подчиненные задавали ему каждый день, начиная с прошлой недели. Их можно было понять: дома почти каждого из них ждала жена и ждали дети, а они застряли в этом городе («где-то в провинции Ран», как говорилось в приказе, или «у черта на куличках», как говорили его солдаты) уже почти на полгода.
Сейран вздохнул и, сломав печать, развернул самый толстый из свитков. Пропустив затянутые формальности, написанные слегка корявым почерком (его воображение живо нарисовало склонившегося над приказом и бормотавшего тихие проклятия Рьюки), он быстро нашел желанные строчки.
- Мы отправляемся в Кийо ровно через месяц.
Солдаты сразу зашевелились, оживленно и весело переговариваясь. Слегка улыбнувшись, Сейран поманил к себе юного почтальона и дописал на конверте дату: первый день зимы. День, когда он наконец-то вернется домой.
Часть 1. Письмо, встреча и чайЧасть 1. Письмо, встреча и чай
Первый день зимы выдался сухим и морозным. Выпавший тонким слоем снег то хрустел, то протяжно скрипел под ногами.
Засмотревшись на чистое, безоблачно-голубое небо, Ко Шурей не заметила внезапно появившегося перед ней прохожего и только ловким движением тела смогла уклониться от неизбежного столкновения.
Пробормотав пару торопливых извинений, девушка покрепче прижала к себе ворох кульков и мешочков, приобретенных в результате нелегкой и яростной торговли. И хотя денег на жизнь ее семье теперь вполне хватало, да и в течение последних шести месяцев кормить приходилось только отца, Шурей все еще трудно было избавиться от привычки сбивать цену. Привычки беречь каждую монетку, оставшейся и у нее, и у Сейрана…
- Шурей-сенсей, Шурей-сенсей!!
- Ух… - в нее на бешеной скорости со всего размаху врезалось маленькое нечто. При ближайшем рассмотрении нечто оказалось ее бывшим юным учеником.
Подросток отошел на два шага и уставился на нее, пригладив непослушные вихры.
- Рьюшин! – девушка уже собиралась прочитать непослушному парнишке очередную лекцию, но тут заметила лихорадочно блестевшие взволнованные глаза. – Что случилось?
Рьюшин хитро улыбнулся и достал из-за пазухи пухлый темно-коричневый сверток.
- Почтальон сказал передать вам письмо! Угадайте, от кого?
Перед носом Шурей на мгновение промелькнул ставший знакомым самодельный конверт.
- Сейран! Письмо от Сейрана! – и в тот момент, когда на ее лице появилась счастливая улыбка, а рука сама потянулась к письму, Рьюшин внезапно повернулся и побежал вдоль улицы, размахивая конвертом. Вслед ему оборачивались любопытные прохожие.
- А Шурей-сенсей получила очередное любовное послание от Сейрана!
- Что?! – не поверила своим ушам девушка.
Вокруг раздались смешки, пожилые женщины качали головами и понимающе улыбались. О боже, и это были соседи, которые знали ее с самого детства! Шурей покраснела. Потом побледнела. А потом зарычала:
- Р-р-рью-у-у-у-у-шии-и-ин!
В этот раз она не собиралась спускать ему с рук эту выходку просто так…
***
- Папа!
Неспешно гуляющий по саду (белоснежно-зимнему и прозрачно-призрачно-утреннему) Шока удивленно поднял голову, услышав радостный зов дочери.
Шурей с усилием, но энергично закрыла ворота и побежала по направлению к дому, победно размахивая конвертом над головой.
Через какое-то мгновение глава семейства обнаружил себя уже за обеденным столом, в то время как девушка поспешно разворачивала письмо.
Клочки – остатки бедного конверта, ставшего жертвой человеческой нетерпеливости – полетели вниз, и Шока автоматически начал складывать их воедино, собирая своеобразную мозаику.
Раздался взволнованный голос Шурей, начавшей читать письмо, и его руки на мгновение замерли в воздухе.
Изящество принца, бывшего лучшим во всем, включая поэзию, не оставило Сейрана даже после всех прошедших лет, и Шока рассеянно улыбался, вслушиваясь в затейливые строчки послания.
Шурей, будучи Шурей, время от времени останавливалась, чтобы прокомментировать поразившее ее предложение или мягко пожурить Сейрана за невнимательность к самому себе.
Наконец письмо подошло к концу, и Шурей затихла, рассеянно вертя в руке сухой ярко-красный кленовый листок с нежной улыбкой на лице.
- Когда же он вернется домой? – вздохнула она и подбросила листок в воздух, позволив ему покружиться под потолком и послушно спуститься вниз, обратно в раскрытые ладони.
Шока задумчиво опустил глаза, его взгляд упал на аккуратно сложенные кусочки конверта.
- Кажется, сегодня, - внезапно обронил он, и Шурей тут же подскочила, чтобы собственными глазами убедится в сказанном.
Несколько секунд она мысленно складывала криво разложенные на столешнице иероглифы в слова. Наконец лицо ее просияло; девушка поспешно схватила зимнее пальто и пулей выскочила за дверь, не слыша окликов отца.
Шока вздохнул и покачал головой. Когда Шурей прислушивалась к нему в такие моменты? К тому же, он был уверен, позже она все равно получит заслуженную порцию упреков от Сейрана.
***
Гора Рью была единственным местом, через которое можно было попасть в столицу, если ехать со стороны Восточных Врат. Отряд Сейрана, возвращавшийся сегодня из провинции Ран, непременно должен был проехать по этой дороге.
Шурей, кивнув самой себе, продолжила целеустремленно подниматься в гору; вокруг нее кружились, танцевали невесомые снежинки.
Она вздохнула - ее дыхание образовало белое облачко пара – и натянула пониже подбитый мехом капюшон. Чем выше она поднималась, тем холоднее становился воздух.
Она и не заметила, как пришла зима.
Эти полгода – лето и осень - пролетели очень быстро, наполненные работой, учебой, новыми знакомствами, заботой об отце. Редкими встречами с Рьюки. Редкими письмами от Сейрана.
Лето, как всегда принесшее с собой пугающие грозы и невыносимую жару, было первым летом, которой Шурей провела без своего лучшего друга. Она вспомнила, как был недоволен и как волновался Сейран, получив «командировку» в провинцию Ран. Не смотря на возможность дальнейшего повышения по служебной лестнице, он почти мгновенно решил отказаться от возложенной на него задачи. Шурей, интуитивно уловив причину его беспокойства, потратила многие часы уговоров, доказательств, логических утверждений и даже просто замаскированных угроз, чтобы удержать Сейрана (который с раздраженным выражением лица буквально рвался во дворец – «повидать» Рьюки или разрушить свою карьеру, она не была уверена).
В итоге, ей пришлось пережить последнюю майскую грозу, гордо сидя с каменным выражением лица перед целой комиссией наблюдателей. Хотя все, что ей в этот момент хотелось – это убежать и спрятаться под покрывало, или, еще лучше, вцепиться в Сейрана (который смотрел на нее со смесью восхищения и беспокойства) и спрятаться в его надежных объятиях, слушая терпеливый голос, говорящий слова утешения. Вместо этого она должна была терпеть безумный смех едва сидящего на стуле Энсея (который, естественно, в этот день случайно проходил мимо их дома) и веселую полуулыбку собственного отца. Шурей до сих пор не могла понять, что смешного нашли отец и Энсей в ее напряженном выражении лица, но испытание она прошла, и Сейран, верный своему обещанию, уехал патрулировать маленький город в провинции Ран.
Потом она еще не раз проклинала собственную решимость устроить жизнь Сейрана, сидя в темном углу комнаты, с головой укутавшись в одеяло и слушая пугающие раскаты грома.
Но лето прошло, и пришла осень, а с ней грибные дождики, дожди и ливни. И снова их дырявый дом стал жертвой бесконечных потоков воды. И снова Шурей, сбиваясь с ног, перетаскивала ведра с места на место и почти молилась на письма друга, которые в ту пору чаще всего содержали подробные инструкции, достойные уровня императорского плотника.
Но прошла пора дождей, время, казалось, почти замерло, и Шурей обнаружила себя дико скучающей по Сейрану. Если подумать, то первый раз в жизни они расстались друг с другом так надолго. Она буквально до дыр зачитывала каждое из его писем, пытаясь читать между строками. Тогда она и впервые заметила поразительную элегантность начертанных иероглифов и затейливый язык его посланий – черты, которые отличали выходцев их знатных семей, приближенных к императору. Шурей вспомнила, что когда Сейран впервые появился в их семье, он уже умел и читать и писать, и именно он впервые научил ее писать собственное имя. Загадка его прошлого снова начала беспокоить девушку, но она упорно гнала все мысли о ней из головы, находя знание о прошлом Сейрана одновременно таинственным и пугающим.
Ши Сейран был ее Сейраном, и это все, что имело для нее значение.
Шурей снова кивнула и вдруг чихнула, шмыгнув носом. Северный ветер с каждой минутой становился все холоднее и холоднее, завывая и кружась возле ее ног, словно голодный, дикий зверь. Девушка подняла руки к подбитому мехом вороту пальто и постаралась запахнуть его плотнее, прекрасно осознавая, что если она умудрится простудиться, то упрекам и замечаниям не будет конца.
Она поднималась выше, оставляя на едва прикрытой снегом земле отчетливые следы; ожидание внутри нее постепенно перерастало в нетерпение и раздражение, вызванные холодом и нелегкой дорогой.
Выдержка никогда не была ее сильной стороной и сейчас желание увидеть друга, по которому она безумно скучала, жгло ее изнутри, превращая в капризную маленькую девочку. И когда она уже готова была топнуть ногой (благо, никого не было рядом, чтобы застать ее маленькое представление-истерику), издалека послышался неровный топот копыт по замерзшей земле.
Шум быстро нарастал, и не успела Шурей и глазом моргнуть, как около двух десятков боевых лошадей возникли на вершине горы и окружили ее со всех сторон. Резкий лошадиный запах и влажное фырканье оглушили ее, и несколько мгновений девушка лишь ошеломленно моргала, не слыша удивленных предположений солдат о том, кто она и почему стоит в одиночестве на вершине Рью. Лошади всегда пугали Шурей (и восхищение этими животными, которое испытывали Рьюки, Сейран, генерал Ран, а особенно Джуусан-химе, безмерно удивляло ее), а двадцать лошадей просто приморозили ее к месту. Охваченная тревогой, девушка могла лишь лихорадочно вертеть головой, ловя взглядом потные, гладкие, мерно вздымающиеся белые, каурые, вороные и гнедые бока коней.
Заметив ее страх перед мирными животными, солдаты добродушно рассмеялись, заработав хмурый взгляд девушки (весь эффект которого испортила скрывающаяся в ее глазах неуверенность).
Поток шуточек и смешков прервал четкий, хорошо поставленный голос молодого человека, неслышно подъехавшего на лошади ближе к остальному отряду:
- Что происходит? – строго спросил он, оглядывая окружившую что-то (или кого-то) толпу подчиненных. Весь путь от провинции Ран до Кийо он, как положено капитану, замыкал нестройные ряды всадников и теперь не успел заметить замешательство солдат, пока не стало слишком поздно.
- Командир, - эхом пронеслось по рядам бормотание тут же притихших военных, и лошади, послушные умелым рукам, расступились, образуя что-то вроде прохода.
- Сейран, - пискнула Шурей, все еще боясь сдвинуться с места; огромная волна облегчения и счастья охватила ее при звуках родного голоса. Правда, все, что она могла пока что видеть с «высоты» своего роста и сжатого в комочек положения были иссиня-черная широкая грудь и стройные ноги его боевого коня.
- Госпожа, - выдохнул Сейран, поспешив спрыгнуть на землю, и устремился к ней; в одном слишком знакомом для нее слове удивительная смесь изумления, тревоги и радости.
На одно сумасшедшее мгновение Шурей показалось, что он сейчас приподнимет ее и закружит в воздухе, как ребенка, но, не дойдя до нее всего лишь шаг, Сейран замер на месте. Видимо, не совсем уверенный, что сказать или сделать дальше, и чувствуя на себе сконфуженные и любопытные глаза собственных подчиненных.
Но Шурей уже было все равно. Сократив расстояние между ними до нескольких сантиметров, она протянула руки и вцепилась мертвой хваткой в податливую ткань его мягкого зимнего плаща.
Обнять его и спрятать лицо в складках его одежды– это был ее давний способ отгородиться от остального мира, отгородиться от всех ужасов и тревог, и, прекрасно зная это, Сейран пару мгновений неподвижно стоял на месте, позволяя ей немного успокоиться.
Он был поражен, что она зашла настолько далеко, чтобы встретить его, но Шурей была Шурей, и он в какой-то степени догадывался, что она не будет терпеливо сидеть в доме, ожидая его прибытия. Но это не значило, что она не получит позже от него заслуженную порцию наставлений.
Его подчиненные все еще безмолвно таращились на них, и Сейран, передернувшись, незаметно закатил глаза. Если бы взгляды имели физическое воплощение, он бы уже давно чесался с головы до ног.
Когда позади него раздалось первое замечание, произнесенное вопрошающим шепотом, Сейран нежно отделил тонкие пальцы подруги от своей одежды и, взяв ее за руку, повел к лошади.
Пока они дошли до мирно ожидающего их коня, половина солдат пришло к тихому выводу, что Шурей была его девушкой, и Сейран только тихо вздохнул, зная, что сейчас никак не сможет разубедить упрямых подчиненных. Благо, Шурей была слишком занята собственными мыслями и послушно шла рядом с ним, не слыша громкий шепот солдат.
Сейран рассеянно проверил натяжение подпруг и, нехотя отпустив теплую руку Шурей, всадил ногу в стремя, схватившись за луку. Потом легким движением тела перенес правую ногу через круп лошади и плавно опустился в седло.
Теперь оставалось самое сложное – посадить на лошадь Шурей. Его госпожа настолько же не любила и боялась лошадей, насколько он сам любил и восхищался ими. Сесть на лошадь Шурей могла заставить только крайняя необходимость, как, например, случилось по дороге в провинцию Са. Сейран нахмурился – воспоминание отозвалось в голове ненавистным именем, а на языке – горьким вкусом яда.
Приняв его непривычное для нее выражение лица на свой счет и вообразив, что Сейран недоволен ее смехотворным страхом и медлительностью, Шурей вздрогнула и поспешила протянуть к нему руки. Он немедленно подхватил ее и посадил на седло перед собой, мысленно ругая себя за несдержанность. Сколько времени прошло, сколько воды утекло, а прошлое все так же, словно неотступная тень, неустанно продолжает преследовать его.
Шурей пошевелилась, устраиваясь поудобнее, и все незваные мысли мигом выветрились у него из головы. Он кивнул подчиненным, подавая сигнал о продолжении движения. Солдаты, встрепенувшись, с новой энергией двинулись по направлению к родному городу. Их командир мягко, не спеша перебрал поводья правой рукой и лошадь перешла на шаг, словно не замечая прибавившегося веса и дополнительного наездника. Земля медленно поехала из-под копыт назад, и Шурей тут же судорожно вцепилась в свободную руку молодого человека, легко обнимавшего ее за талию.
- Госпожа, закройте глаза, - вздохнул Сейран, и девушка решила послушаться, разжав пальцы. Повинуясь несильному, но властному движению руки, она откинулась назад и откинула голову ему на плечо. Ехать с закрытыми глазами было по-прежнему страшновато, и Шурей попыталась сосредоточиться на других окружавших ее ощущениях. Лошадь под ней перешла на рысь, но бежала плавно, снежинки быстро пролетали мимо, мокрыми колючками касаясь ее лица, вдалеке весело переговаривались солдаты. Толстый слой зимней одежды мешал ей почувствовать стук сердца сидящего позади человека, но зато она чувствовала под щекой шершавую поверхность его воротника, а под рукой – мягкую ткань рукава. Никто из них не спешил начать разговор, позволяя памяти радостно отмечать знакомые черты и чувства.
Вскоре солдат окружили привычные запахи и звуки большого города. Шурей с опаской открыла глаза и больше почувствовала, чем увидела, успокаивающую улыбку Сейрана. Копыта лошадей звонко зацокали по вымощенным булыжником мостовым.
Они осторожно миновали главную площадь, запруженную женщинами и детьми. Торговцы, чуть ли не до пояса высунувшись из-под своих прилавков, сладкими голосами зазывали к себе спешащих по своим делам домохозяек; выставленная на продажу скотина мычала и мотала головами, словно не одобряя беспорядочную и шумную толпу.
Сейран слегка тронул пятками бока лошади, проехал под решеткой ворот в трехметровой толщины стене, и они оказались на широком мосту, перекинутом через глубокий ров, защищавший сердце столицы от пожаров, врагов и прочих бедствий. Ров был выкопан еще по приказу прапрадеда Рьюки и ни разу не подвел Кийо и живущих в столице людей.
У подножия моста их встретила небольшая толпа, состоящая в основном из молодых женщин и маленьких детей. Шурей на мгновение испугалась столкновения, но толпа тут же послушно раздалась в стороны, и, окружив всадников, снова сомкнулась, словно море, разрезанное носом корабля.
Сейран, замыкавший отряд, отъехал немного в сторону и остановился.
Тут же воздух наполнился радостными возгласами, смехом, шутками: семьи встречали вернувшихся домой мужей, отцов и сыновей. Некоторые женщины плакали от счастья, пряча слезы на груди у любимых. На лицах солдат можно было увидеть одинаково смущенные, довольные улыбки; мужчины подбрасывали сыновей высоко в воздух, дети восторженно верещали.
Шурей весело засмеялась, наслаждаясь атмосферой всеобщего ликования.
Несколько минут спустя к Сейрану начали подходить женщины. Низко кланяясь, они благодарили его за заботу о мужьях. Некоторые из них узнали и Шурей. Сейран неизменно кланялся в ответ, мягко отвечая несколькими фразами, которые, тем не менее, творили чудеса, вызывая улыбки на юных лицах. Попрощавшись с командиром, солдаты расходились по домам, уводя с собой семьи, навстречу горячему обеду и теплой постели.
Постепенно площадь опустела, в холодном воздухе разлилась хрупкая тишина, прерываемая лишь фырканьем лошади, нетерпеливо переступавшей с ноги на ногу.
Шурей подняла голову, стремясь увидеть лицо Сейрана, но только уткнулась носом в его подбородок. Сейран попытался посмотреть вниз, но уткнулся подбородком в ее макушку. Девушка рассмеялась, щекоча его шею теплым дыханием, и вернулась в исходное положение, уютно устроившись в объятиях друга. Тысячи вопросов роились, словно дикие пчелы, в уголках ее сознания, смешанные со смутными надеждами, радостью, печалью, стремлениями. Мыслей было так много, что девушка не могла сосредоточиться ни на одной, и вместо сотни возможных предложений с ее губ слетело лишь одно:
- Добро пожаловать домой.
Сейран на мгновение застыл, не ожидая так скоро услышать положенное ему приветствие. Потом одна из прежде спокойно лежавших на холке лошади рук поднялась и, откинув капюшон ее плаща, легонько погладила девушку по волосам. Шурей (скорее по привычке, чем всерьез) тут же надулась, недовольно сдвинув брови к переносице. Бесстыжая рука на этом не остановилась и, приподняв капюшон за подбитый мехом край, довольно бесцеремонно надела его обратно, сводя линию обзора девушки к минимуму.
- Да, кажется, я дома, - в его голосе можно было легко различить веселые, дурашливые нотки
- Вот же… Я уже не ребенок, знаешь ли... – Шурей вернула капюшон в нормальное положение и цапнула воздух над головой, пытаясь поймать обнаглевшую конечность.
- Знаю, - безмятежно подтвердил юноша, пытаясь одновременно уклониться от атаки и развернуть лошадь.
Почувствовав под собой движение, Шурей тут же забыла о жажде мести и, пытаясь удержаться в седле, судорожно ухватилась за Сейрана.
Пытаясь отвлечься от жуткого средства передвижения и самого довольно неудобного процесса, по дороге домой Шурей непрерывно говорила, рассказывая Сейрану о событиях лета и осени. Посчитав свои позорные «грозовые» страдания излишними и не стоящими упоминания, девушка доложила другу о бесконечных осенних дождях, дефицитных ведрах и своенравных дырах в потолке, которые никак не хотели исчезать, сколько бы она их не забивала, замазывала или закладывала. С некоторым умилением сообщила об очередных забавных выходках своего отца и нелепых заявлениях Рьюки.
Щебет подруги успокаивал Сейрана, отвлекая от ненужных мыслей, наполняя неясным предвкушением.
Жилье, которое он делил вместе со своими подчиненными целых полгода, отличалось от дома в его понятии, хотя, привыкнув и обжившись в просторных бараках, солдаты начали шутливо назвать полюбившееся здание «гнездышком». Но для него, там, в провинции Ран, это помещение было просто крышей над головой.
Там не было пустынных, отдающих эхом коридоров и привычных, покрытых трещинами стен. Там не было маленьких и удобных традиций, не было щемящих сердце воспоминаний. Не было уютных, старых одеял и любимых книг.
Там не было теплых вечерних бесед за чашкой горького, как полынь, но странно успокаивающего чая. Там не было хозяина и хозяйки. Там не было Рьюки и не было Шурей.
Возле ворот особняка их ждала неподвижная, четко очерченная мягкими зимними сумерками фигура, в которой молодые люди тут же распознали хозяина дома. Сложив руки на груди и пользуясь длинными рукавами, чтобы не потерять драгоценное тепло, Шока терпеливо стоял среди неторопливо падающих на землю снежинок.
Сейран осторожно поставил на землю Шурей и, убедившись, что девушка твердо стоит на ногах, торопливо спешился сам. И тут же очутился в радушных, по-мужски крепких и торопливых объятиях.
- Добро пожаловать домой, - улыбнулся, распахнув ворота, Шока.
Сейран, расседлав лошадь, начал растирать блестящие от пота иссиня-черные бока.
Из-за открытой двери веяло светом, теплом и запахом еды.
Привязав лошадь под навесом, Сейран поспешил зайти внутрь.
Аромат маняще дымившегося в трех чашках чая был все таким же полынно-горьким, но безумно соскучившемуся по дому юноше он показался сахаристо-пряным. К сожалению, первый же глоток вернул Сейрана к реальности, вместе с едким привкусом на языке и изумленно-круглыми глазами Шурей, в следующую секунду безмолвно протягивающей ему блюдце со сладкими булочками.
И, купаясь в родных улыбках и голосах, Сейран впервые ясно, отчетливо, с пугающей сердце счастливой пронзительностью осознал: он вернулся домой.
Часть 2. ЛюбовьЧасть 2. Любовь
Утро выдалось облачным, и в воздухе до сих пор висели клочья тумана. Лучшим украшением пейзажа в этот день были скучные серенькие тучи, и Джуусан-химе, вдоволь налюбовавшись на унылые небеса, перевела взгляд на расстилавшийся под балконом не менее унылый сад.
Трава в саду была прикрыта тонким слоем свежевыпавшего снега, тут и там сквозь серебристую изморозь проглядывали лохматые кустики коричневато-зеленой муравы. Голые тонкие деревья сакуры казались куда более хрупкими, их ветви пронзали туман и растворялись в нем без остатка.
Стоящая на балконе девушка глубоко вдохнула насыщенный холодом утренний воздух, и закашлялась, стараясь прогнать из груди леденящую пустоту.
-Джуусан, - Шуе, до сих пор неподвижно наблюдавший за ней, подошел ближе и неловко переступил с ноги на ногу. Потом застыл, вглядываясь в туманный горизонт.
Прекрасно зная, о чем думает брат, девушка промолчала и лишь слегка склонила голову на бок, показывая этим, что внимательно слушает.
Шуе нахмурился. Такая задумчивость была совсем не характерна для нее.
Он вспомнил, как впервые встретил ее пятнадцать лет назад. Она была чудесной малышкой с заразительным смехом, живым блеском в ярко-синих глазах и волшебной улыбкой. Несмотря на трагическое детство, несмотря на смерть матери, несмотря на невнимание старших братьев, она оставалась неукротимой, яркой и теплой, словно огонек свечи. Но, как и любой огонь, ее можно было очень легко потушить.
Да, он знал, что младшая сестра очень чутко реагирует на перемены времен года. С проходом зимы ее задорная, полная эмоций болтовня иногда сменялась приступами уныния и отрешенностью. Девушка словно покорялась природе и скорее существовала, чем жила, пережидая холода. Но сейчас ее поведение нельзя было объяснить лишь особенностью организма.
Невидящий взгляд синих глаз покинул заснеженную землю и переместился на него. Шуе вздрогнул.
- Послушай меня, сорванец. Я знаю тебя всю: от пяток до лохматой макушки, так что можешь не притворяться передо мной. Что-то тревожит тебя?
Одна из рук девушки машинально поднялась к затылку и пригладила уложенные в идеальную прическу темные волосы. Джуусан моргнула, улыбнулась – лишь эхо детской улыбки – и тихо ответила.
- Может быть.
Затаившаяся где-то глубоко в сердце тревога усилилась, переросла в смятение, но Шуе не подал виду и дразнящее усмехнулся:
- Поешь - и все проблемы разрешаться сами по себе. Ведь твой желудок гораздо теснее связан с твоим настроением, чем голова. И оденься теплее.
- Но, Шуе нии-сама, смотри, какое прелестное кимоно, - девушка, наконец, повернулась к нему лицом и подняла в воздух один блестящий рукав, позволив ткани красиво заструиться вниз, переливаясь.
Кимоно было ярко-красным и изящно облегало фигуру. Вышитый золотом изысканный и живописный узор изгибался и шустрой змейкой сползал вниз. Шуе готов был поклясться, что только одно крепко затянутое на талии шафрановое оби стоило гораздо больше, чем составляло его жалование за полгода.
- Ты же ненавидишь их. Стоило мне или Дзину поднести несчастный кусок ткани к тебе ближе, чем на десять шагов, как ты начинала беситься и сыпать проклятиями. Даже нашим всемогущим братьям не удалось засунуть тебя ни в одну из специально приготовленных тряпок.
- Ну да. Ведь в кимоно нельзя залезть на дерево или, к примеру, покататься на лошади. Они до приторности шелковые, гладкие и сковывают движения лучше всяких цепей, - Джуусан фыркнула, потом, помолчав, нехотя добавила: – Но мне показалось, что еще немного, и толпа беспрестанно охающих, ахающих, кудахчущих служанок сведет меня с ума.
- Так ты сдалась и позорно сбежала сюда? – Шуе закусил губу, стараясь не рассмеяться.
Одарив брата хмурым взглядом, девушка взяла его за руку, прижавшись щекой к жесткому рукаву предплечья.
- Хочу снова командовать ими. Где Рьюрен нии-сама?
- Где-то бродит, вестимо, наедине с природой и ветром в гениальной голове. Причем здесь Рьюрен? – Шуе отрывисто вздохнул и выпалил мучившую его с самого начала разговора новость. – Джуусан, сегодня ты переедешь в гарем.
Девушка немного помолчала, сведя тонкие брови к переносице. Она не могла признаться в этом брату, боясь, что он сочтет ее трусливой и смешной, но ей там не нравилось. Гарем, ни разу не перестраивавшийся со времен смерти последней жены предыдущего императора, был огромным и пустым. Стены коридоров были выкрашены в жуткий пурпурный цвет. Нарисованные на них картины были безвкусными и нелепыми. В комнатах словно остановилось время, сохраняя в воздухе запах смерти, заговоров, зависти и ненависти.
Неправильно истолковав неуверенное молчание сестры, Шуе поспешил успокоить ее:
- Я не думаю, что Его Величество скоро позовет тебя провести с ним ночь. Ты же знаешь, все сейчас взбудоражены недавним покушением. К тому же он ждет решения Шурей, - он вздохнул и с сожалением спросил: - Тебе грустно?
Джуусан вопросительно подняла брови и пожала плечами.
- С чего бы это, Шуе нии-сама? Мне с младенчества была проложена прямая дорога в гарем. Мне еще повезло, что она привела меня к Рьюки, а не, скажем, к бывшему принцу.
- Так не нравиться Сейран? – Шуе вопреки себе развеселился.
- Нет, ну почему? Он красивый, знаешь, высокий и стройный, с великолепными вьющимися серебряными волосами до плеч, настоящий принц! - сложив руки на груди и устремив взгляд в никуда, Джуусан-химе весьма похоже изобразила одну из своих глупеньких влюбленных служанок.
Шуе закатил глаза. Его сестра ухмыльнулась.
- Но бывший принц, в отличие от Рьюки, довольно холоден к тем, кого он не любит, - девушка смешно сморщила нос. – Возможно, через некоторое время мне и удалось бы поладить с ним, но мне совсем не хочется проверять эту теорию. А в лице Рьюки у меня появится если не муж, то хотя бы новый друг.
Шуе пытливо заглянул ей в глаза, но, похоже, на этот раз сестра говорила правду. Ему ужасно хотелось закрыть от холода ее одетую лишь в тонкий слой яркого шелка фигурку, но снять с себя было нечего, разве что защитные матерчатые доспехи для плеч. Шуе прислонился спиной к каменным перилам и протянул руки, молчаливо прося ее подойти ближе. Джуусан послушалась, но в последнюю секунду передумала и, своенравно хмыкнув, отошла в сторону, вглядываясь в туман дворцового сада.
- О! – воскликнула она, успешно заставив замолчать уже было раскрывшего рот брата, - Шурей-тян!
Шуе заинтересованно обернулся, чтобы посмотреть через плечо.
Действительно, по припорошенной снегом траве сада, оставляя отчетливые следы, шла знакомая пара. Шуе настолько привык к такой картине (Шурей, смеясь, выступала впереди, Сейран, с легкой улыбкой на лице, следовал за девушкой, отставая на полшага) что не сразу догадался, что в ней было не так.
- Сейран вернулся, - наконец задумчиво произнес он. Мимо него пронесся маленький ураган, поднятый одним из огромных, словно крылья, шелковых рукавов ярко-красного кимоно.
- Шуе нии-сама, сделай одолжение, если захочешь поговорить со мной, не подходи к моим покоям ближе, чем на несколько сотен метров. Служанки сходят с ума и превращаются в безмозглых дурочек, думающих лишь о твоих красивых глазах. Пойду и поговорю с Шурей-тян, - объявив это, Джуусан-химе стремительно исчезла.
Шуе со странной смесью изумления и веселья на лице покачал головой. Если какая-то из особей женского пола (а он знал многих) останется для него загадкой до конца жизни, то это будет девушка, которая девятнадцать лет назад умудрилась родиться его единокровной младшей сестрой.
***
Комната, в которую ее проводила все еще верная своим прежним обязанностям Джуусан-химе, встретила Шурей приятным теплом специально зажженного обогревателя и мягким светом дюжины восковых свечей. Судя по огромным окнам, выходившим в императорские сады и длинному прочному столу, стоящему посреди относительно пустого помещения, эта комната была чем-то вроде рабочего кабинета или, возможно, комнаты для совещаний.
Почувствовав, как по телу поползли мурашки – признак того, что ее тело начало согреваться, девушка поспешала сложить перед собой руки и склонится в поклоне, приветствуя императора Сайюнкоку.
- Шурей! – раздался счастливый возглас, шуршание бумаги и скрип деревянных ножек по мраморному полу – Рьюки пытался выбраться из-под стола.
Девушка улыбнулась и выпрямилась, опустив руки. Рьюки поспешил к ней, шурша тяжелыми императорскими одеяниями и спотыкаясь о длинную ткань на каждом шагу.
Шурей закатила глаза и слегка отступила вправо, избегая щедрого императорского объятия, которое, она прекрасно знала по собственному опыту, оставит ее в полузадушенном состоянии. Не давая императору времени для того, чтобы осознать ее спасительный трюк, девушка поспешно схватила руками одну из его рук и повела Рьюки к маленькому чайному столику в углу.
Усадив неугомонного правителя с одной стороны, Шурей грациозно опустилась на колени с другой и расправила складки платья на коленях. Пока возникшая как по волшебству служанка разливала им чай, оба молчали, разглядывая друг друга.
Шурей радостно отметила, что император выглядел бодрым и здоровым, хотя по столице уже вовсю ходили слухи об очередном несостоявшемся покушении. Его золотисто-медовые глаза блестели и светились счастьем встречи, на лице была искренняя широкая улыбка. Сегодня его служанки, очевидно, решили обойтись без тяжелого головного убора, доставлявшего Рьюки массу неудобств. Император был одет в традиционные одежды нежно-лилового цвета.
- Шурей, случилось что-то хорошее? – с любопытством спросил Рьюки, увидев, как смягчились линии ее лица. Впервые за несколько месяцев девушка выглядела настолько довольной и умиротворенной. Словно не было ничего, что могло бы сделать ее еще более счастливой.
Неважно, насколько часто она приходила его навестить, его тоска по ней не становилась легче. Дворец всегда казался таким пустым. Коридоры становились длинными и темными, он мог слышать лишь свои шаги, лишь свои, эхом отражавшиеся в пустом воздухе. Он не мог услышать ее звонкого, чистого голоса, зовущего его по имени, не мог услышать ее смех, когда она разговаривала с Сейраном, Койю или Шуе.
Шурей моргнула, очнувшись от раздумий.
- Сейран вернулся домой, - голос ее был тихим, но лицо осветилось такой радостью, что Рьюки на мгновение почувствовал внутри тянущий холод, предчувствие чего-то пугающего и неотвратимого. Но, не желая слушать противный ревнивый голос, шепчущий где-то в дальнем темном уголке его души, император упрямо сосредоточился на теплом чувстве, которое родилась из восторга Шурей и собственного ликования от услышанной новости.
- Сейран вернулся? Это, без сомнения, великолепная весть! – поддержал он девушку. – Почему же он не пришел приветствовать Нас?
- О, он сказал, что ему нужно прежде отдать несколько распоряжений, - Шурей закрыла глаза и, подняв хрупкую чашечку, наполненную ароматным, душистым чаем, сделала осторожный глоток, наслаждаясь изысканным вкусом.
- Мы думали о том, чтобы снова повысить его. Но в связи с недавними покушениями, может случиться так, что Нам понадобятся его услуги как телохранителя, - гордость в голосе императора сменилась хмурой задумчивостью.
Глаза Шурей потемнели.
- Почему же после стольких лет на тебя снова началась охота?
- Мы много размышляли об этом, Шурей и, клянемся, не можем вспомнить никого, кто ненавидел бы Нас с такой силой. Все это кажется Нам таким театральным: месть, заговоры, яды. Если нити тянутся в прошлое, на ум приходит лишь одно: принцы. Но все они погибли, затянутые в водоворот гражданской войны.
Шурей покивала, обдумывая его слова.
- А как насчет принца Сейена? Он мог остаться в живых. И все эти годы скрываться в тени, планируя завладеть троном…
- Брат не мог! – Рьюки, приподнявшись, так хлопнул ладонями по столу, что чашки из тонкого фарфора жалобно зазвенели.
Испуганная его бурной реакцией девушка дернулась назад, подняв на него огромные непонимающие глаза. Рьюки угрюмо уставился на свои сжатые в кулаки руки. Интересно, что бы она сказала, узнав, что этот самый «скрывавшийся в тени» принц жил с ней под одной крышей последние пятнадцать лет.
В комнате воцарилась неуютная тишина. Шурей неловко откашлялась.
- В любом случае, Джуусан-химе как мать будущего наследника тоже находится под угрозой.
Рьюки слегка расслабился и опустил плечи, осознав, что опасная тема миновала.
- Да, поэтому Мы распорядились перевести ее в гарем, хотя она еще не является официально Нашей женой.
Шурей вспомнила усталые синие глаза тринадцатой принцессы и нахмурилась. Предстоял нелегкий разговор.
***
Дворец звенел, взбудораженный слухами, и, напряженный и расстроенный, Сейран через некоторое время обнаружил себя в императорском саду. В воздухе мягким покрывалом расстилалась тишина, воздух был влажным и тяжелым. За полгода, проведенных в морской провинции, его уши привыкли к звукам волн, а легкие – к соленому воздуху, и сейчас, посреди тихого, безветренного, покрытого деревьями клочка земли он чувствовал себя чуждым и далеким.
Во дворце произошла серия покушений на императора. Это было неожиданно, это было необъяснимо. Страна, пережив несколько кризисов, приняла нового императора, благородные цветные семьи признали его власть, чиновники в провинциях смирились с переменами и подчинились столице, поля зеленели и давали урожай.
Никто не осмеливался озвучить свои догадки, но все подозрения автоматически пали на принца Сейена.
Более того, Сейран с угрюмым весельем готов был согласиться, что лучшей кандидатуры на роль подозреваемого отыскать было невозможно. Не знай он лучше, тут же обвинил бы самого себя.
А он почти поверил, что его жизнь может быть спокойной и безоблачной. Что он способен жить, как обычный человек, любить и радоваться каждому новому дню.
Прошлое снова показало за его спиной свою уродливую тень. Тьма снова распростерла крылья у него за спиной.
И больше всего на свете он боялся, что эта тьма накроет дорогих для него людей. Как это случилось пятнадцать лет назад. Как это случилось в провинции Са.
Он не хотел больше терять никого. Никогда.
Он боялся и боялся, и страх делал его безмолвным и неподвижным. И не было никого, кто смог бы освободить его от этого ужаса, щемящего сердце. Он не хотел втягивать в свой собственный маленький личный ад других. У Шоки были собственные демоны, с которыми необходимо было бороться. И Сейран знал, что ни за что на свете он не позволит Шурей, чистой, искренней, невинной Шурей прикоснуться к темноте, живущей в глубине его сердца.
Надежда – это всего лишь глупая мечта, которая позже принесет лишь отчаяние и пустоту.
Но неважно сколько раз он повторял, словно заклинание, эти слова. Отрицая логику ума, его душа, словно мотылек, завороженный огнем, летела на тепло ее слов, ее рук, ее глаз. Он был зависим от ее доброты, и больше не мог найти сил, чтобы оттолкнуть ее от себя. И Сейран ненавидел себя за эту слабость.
***
Она нашла его возле маленького, почти полностью замерзшего пруда. Он стоял, полускрытый тенью раскидистого вечнозеленого клена и кормил рыбу крошками бог весть откуда взявшегося пирога.
Он не оглянулся, услышав за спиной легкие шаги.
- Уклоняешься от обязанностей? Как же твои подчиненные справятся без своего командира? – поддразнила девушка, становясь рядом и наблюдая за одиноким карпом, который плавал кругами, разрезая ледяную воду.
К ее удивлению, Сейран не ответил. Лишь покосился краем глаза и опять отвернулся к зеркальной поверхности пруда, так, что она не могла увидеть его лицо сквозь завесу серебристых волос.
- Сейран?
- Меня сместили. И назначили расследовать покушения, - его голос был бесцветным и усталым.
- Не телохранителем? – искренне удивилась Шурей, чувствуя, как дрогнуло и упало куда-то вниз сердце.
Он только покачал головой.
Девушка снова уставилась в воду, формулируя в голове правильные слова. Сейран был явно чем-то расстроен. В то мгновение, когда он слегка повернулся к ней лицом, она успела заметить, как плескалась в глубине серо-зеленых глаз тщательно скрываемая боль. И сердце девушки тут же заболело в стремлении утешить его.
Сейран редко говорил о собственных проблемах, еще реже – о своих переживаниях. Почему он не может сказать ей искренне о том, что лежит у него на душе? Возможно, тогда она может разобраться и в своих чувствах.
Она вгляделась в свое отражение на гладкой поверхности пруда. Вокруг ее фигуры неуверенно застыли на хрупкой глади тонкие силуэты голых деревьев, в пруду неподвижно и тяжело лежало серое небо. Одинокий лист сорвался с ветки у них над головой, мягко, неспешно спланировал вниз и коснулся поверхности ледяной воды, спугнув осторожного карпа. Цвета смешались. По воде пошли круги, разрушив иллюзию еще одной призрачной Шурей.
Девушка снова перевела взгляд на Сейрана, а тот, заметив устремленный на него очень задумчивый, печальный взор, пришел к неожиданному выводу. Решив, что подруга хочет покормить снова спокойно нарезавшего неспешные круги императорского любимца, юноша протянул девушке все, что осталось у него в руке от сладкого черничного пирога.
Шурей, все еще угнетенная тяжелыми мыслями, автоматически приняла и начала сама жевать предложенное для рыбы угощение. И лишь почувствовав на языке сладко-кислый аромат летней ягоды и услышав легкий, почти невесомый смех Сейрана, девушка пришла в себя и моргнула, освобождаясь от наваждения. И улыбнулась, не в силах сопротивляться теплому чувству, рожденному внутри нее звуками его голоса. Если она может рассмешить его таким способом, то она готова была делать маленькие неуклюжие глупости снова и снова, только бы чаще слышать его смех.
И так же быстро, как возникла, улыбка исчезла с ее лица, глаза снова наполнились растерянностью и внутренней тревогой. Сейран вздрогнул и протянул руку (словно пытаясь дотянуться до мыслей девушки, побороть все ее переживания), но тут же уронил ее, вспомнив все собственные страхи и сомнения. Это был заколдованный круг. Все, на что он был способен…
- Госпожа, что-то тревожит вас?
- Ох, Сейран, - выражение ее глаз смягчилось, - ты опять заботишься о других больше, чем о собственном благополучии.
Его неизменный альтруизм снова откликнулся в ней странной смесью раздражения и обожания, и слова, покорные детской привычке, полились нескончаемым, жалобным, торопливым потоком.
На одном дыхании она рассказала ему об обещании, данном ею императору, рассказала о решении императорского двора и причинах, по которым Рьюки установил определенный срок: пока не расцветет первый цветок весенней сакуры. Сейран, терпеливо выслушав ее сбивчивый, невнятный рассказ, ничем не высказал своего удивления и только легонько вздохнул.
- Я догадывался, что вас беспокоит что-то, связанное с императором… Что ж, если вы любите его, вы должны быть рядом с ним.
- Люблю, конечно, и очень хочу, чтобы он был счастлив, но Сейран, это не отличается от той любви, которую я испытываю к дорогим для меня людям. Да, мне не нравится, что ему придется жениться на другой женщине, но то же самое относится к тебе. Да, мне хочется помочь ему, но, с другой стороны, я не хочу сдаться и забыть свою мечту – помогать императору и людям Сайюнкоку, будучи чиновником. О, я ведь знаю, что значит быть императрицей! Красивые шелка, пресмыкающиеся слуги и абсолютно никакой свободы. Я уже через год стану ленивой и толстой! – Шурей смешно надулась, и Сейран снова рассмеялся.
- Вовсе нет, госпожа. Вы скорее разнесете дворец до основания, чем станете ленивой и толстой.
Шурей надулась еще сильнее, потом улыбнулась. Ее улыбка вызвала в нем горькие воспоминания о двух женщинах.
Первая была его собственной мамой – прекрасной, умной, доброй, но слабой духом мамой, - которую он и ненавидел и любил одновременно. Словно красивая птица в клетке, его мать задыхалась во дворце, окутанном интригами, заговорами, таинственными смертями. Все, чего она хотела – любовь императора. Все, что видел принц Сейен в материнских зеленых глазах – ненависть и презрение. И вместе с тем он любил ее – той беспричинной сыновней любовью, которая живет в детях с первого их крика, подсознательная, до боли глубокая.
Вторая была матерью Шурей. Она тоже походила на красивую птицу, но красота, которой она обладала, была не только естественной, внешней. В ней жило очарование, которое может быть рождено лишь свободой. Свободой и разделенной любовью.
В итоге их обеих ждала смерть, но какими же разными были их концы! Сузуран умерла, покоряясь судьбе, потеряв всякий смысл жизни, сломленная и беспомощная. Шокун умерла с улыбкой на губах, в объятиях мужа, полная счастливого осознания того, что этой жертвой может спасти единственное свое дитя.
Он не боялся того, что решетки дворца могут сломить дух упрямой и стойкой Шурей. Но больше всего на свете он хотел видеть ее на свободе, уверенную и стремительную, в погоне за яркой, дерзкой мечтой. Он хотел, чтобы она смеялась, пела, любила и просто жила, не скованная никакими узами.
- Значит, вы не знаете, любите ли вы его как будущего мужа? – как можно тактичнее постарался сформулировать проблему Сейран.
Шурей опустила глаза.
- Да. Признаться, я даже однажды специально позволила ему себя поцеловать, чтобы проверить, не почувствую ли я эти «трепетные ощущения», о которых говорили девушки из Когаро. И ничего. А что, если дело во мне? Боже, мне даже не с чем сравнить, кроме поцелуев «того человека», а его я точно не любила как будущего мужа!
Сейран оторвал потемневший взгляд от раскрасневшейся девушки и сжал руки в кулаки, стараясь успокоиться. Он прекрасно знал, кого имела в виду Шурей. Са Сакуджун. Трагедия, от которой он не смог ее защитить. Припорошенная временем ненависть всколыхнулась с новой, яростной силой, но тут Шурей тихо охнула и поспешила схватить его за рукав. Злость в светлых глазах тут же сменилась сожалением и презрением к самому себе. Последнее чувство наполнило сердце девушки страхом потери, и она, преодолев расстояние между ними в один неуверенный шаг, обхватила его руками, чувствуя под ладонями уверенные мышцы его спины.
- Прости.
Они еще долго стояли так, греясь в теплых объятиях другого. Щека прижала к виску, рука запуталась в шелковых прядях темных волос – Сейран тихо шептал ей на ухо все известные ему сказочные, счастливые истории любви.
Автор: katya_neko ([email protected])
Фэндом: Saiunkoku Monogatari
Бета: нет
Пейринг/Персонажи: Сейран, Шурей, Шока, Рьюки, Джуусан-химе, Шуе, Койю, Рьюшин, Рейшин, Юри-химе, триплет Ран, Сейран/Шурей, легкое Рьюки/Шурей, легкое Рьюки/Джуусан-химе, Рейшин/Юри-химе, Шока/Шокун
Жанр: романс, приключения
Рейтинг: PG-13
Состояние: закончен
Описание: написан по заявке, которая разбудила во мне шиппера-маньяка=3
Посвящение: Okini-chan как заявителю и товарищу-шипперу XD
Предупреждение: 145 страниц чистого текстаXD выставлять где угодно, но только с этой шапкой. Помните о нежной душе автора и копирайтах.
Пока не расцвела сакура
ПрологПролог
Писать письма было нелегко. Слова ложились на бумагу совсем не в том порядке, в каком было задумано, красиво построенные мысли превращались в неуклюжие предложения. Часто хотелось взмахом кисти перечеркнуть уже нарисованные иероглифы, еще чаще хотелось просто выбросить бесполезный кусок бумаги, явно по ошибке природы нареченный письмом.
Но в памяти тут же всплывало строгое лицо Шурей ( “Сейран, не забывай писать!”) и улыбка Шоки (“Будем рады получить от тебя весточку”) - и руки снова тянулись за уже отложенным в сторону исписанным листом.
Писать письма было нелегко, и он знал, что это письмо дойдет до столицы не скоро, но что-то успокаивающее было в самом знании того, что оно, переданное им, в конце концов попадет в руки дорогих ему людей. Это письмо было связующей ниточкой между солдатом по имени Ши Сейран и его семьей.
Пламя стоявшей рядом большой свечи затрепетало и погасло, но в комнате темнее не стало. За окном медленно поднималось солнце, окрашивая пушистые осенние облака в радужные цвета.
Сейран аккуратно завернул письмо в некое подобие конверта и написал на нем адрес. Если все пойдет по плану, то уже сегодня он отдаст конверт мальчишке-почтальону, который регулярно привозил письма от генералов и указания императора. И уже через месяц это письмо попадет в руки Шурей.
Тяжелая деревянная дверь тихо скрипнула, и резкий холодный осенний ветер ворвался в дом. Пара заблудившихся ярко-красных кленовых листьев закружилась у его ног. Сейран подобрал их, и, пару секунд задумчиво повертев в руке, вложил в конверт.
Красный был цветом клана его хозяина.
…Заслышав его шаги, суетившиеся возле почтальона солдаты притихли и расступились. Сейран удивленно поднял брови и, немного помедлив, протянул мальчику письмо и получил взамен три свитка с императорской печатью. Солдаты переглянулись. Все еще поражаясь наступившей тишине, Сейран покопался в кармане и вручил почтальону три монеты, заработав звонкое «Спасибо!».
И тут молодой парень, стоявший в нескольких шагах от него, не выдержал:
- Командир, когда мы возвращаемся домой?
Ах, да, вопрос, который его подчиненные задавали ему каждый день, начиная с прошлой недели. Их можно было понять: дома почти каждого из них ждала жена и ждали дети, а они застряли в этом городе («где-то в провинции Ран», как говорилось в приказе, или «у черта на куличках», как говорили его солдаты) уже почти на полгода.
Сейран вздохнул и, сломав печать, развернул самый толстый из свитков. Пропустив затянутые формальности, написанные слегка корявым почерком (его воображение живо нарисовало склонившегося над приказом и бормотавшего тихие проклятия Рьюки), он быстро нашел желанные строчки.
- Мы отправляемся в Кийо ровно через месяц.
Солдаты сразу зашевелились, оживленно и весело переговариваясь. Слегка улыбнувшись, Сейран поманил к себе юного почтальона и дописал на конверте дату: первый день зимы. День, когда он наконец-то вернется домой.
Часть 1. Письмо, встреча и чайЧасть 1. Письмо, встреча и чай
Первый день зимы выдался сухим и морозным. Выпавший тонким слоем снег то хрустел, то протяжно скрипел под ногами.
Засмотревшись на чистое, безоблачно-голубое небо, Ко Шурей не заметила внезапно появившегося перед ней прохожего и только ловким движением тела смогла уклониться от неизбежного столкновения.
Пробормотав пару торопливых извинений, девушка покрепче прижала к себе ворох кульков и мешочков, приобретенных в результате нелегкой и яростной торговли. И хотя денег на жизнь ее семье теперь вполне хватало, да и в течение последних шести месяцев кормить приходилось только отца, Шурей все еще трудно было избавиться от привычки сбивать цену. Привычки беречь каждую монетку, оставшейся и у нее, и у Сейрана…
- Шурей-сенсей, Шурей-сенсей!!
- Ух… - в нее на бешеной скорости со всего размаху врезалось маленькое нечто. При ближайшем рассмотрении нечто оказалось ее бывшим юным учеником.
Подросток отошел на два шага и уставился на нее, пригладив непослушные вихры.
- Рьюшин! – девушка уже собиралась прочитать непослушному парнишке очередную лекцию, но тут заметила лихорадочно блестевшие взволнованные глаза. – Что случилось?
Рьюшин хитро улыбнулся и достал из-за пазухи пухлый темно-коричневый сверток.
- Почтальон сказал передать вам письмо! Угадайте, от кого?
Перед носом Шурей на мгновение промелькнул ставший знакомым самодельный конверт.
- Сейран! Письмо от Сейрана! – и в тот момент, когда на ее лице появилась счастливая улыбка, а рука сама потянулась к письму, Рьюшин внезапно повернулся и побежал вдоль улицы, размахивая конвертом. Вслед ему оборачивались любопытные прохожие.
- А Шурей-сенсей получила очередное любовное послание от Сейрана!
- Что?! – не поверила своим ушам девушка.
Вокруг раздались смешки, пожилые женщины качали головами и понимающе улыбались. О боже, и это были соседи, которые знали ее с самого детства! Шурей покраснела. Потом побледнела. А потом зарычала:
- Р-р-рью-у-у-у-у-шии-и-ин!
В этот раз она не собиралась спускать ему с рук эту выходку просто так…
***
- Папа!
Неспешно гуляющий по саду (белоснежно-зимнему и прозрачно-призрачно-утреннему) Шока удивленно поднял голову, услышав радостный зов дочери.
Шурей с усилием, но энергично закрыла ворота и побежала по направлению к дому, победно размахивая конвертом над головой.
Через какое-то мгновение глава семейства обнаружил себя уже за обеденным столом, в то время как девушка поспешно разворачивала письмо.
Клочки – остатки бедного конверта, ставшего жертвой человеческой нетерпеливости – полетели вниз, и Шока автоматически начал складывать их воедино, собирая своеобразную мозаику.
Раздался взволнованный голос Шурей, начавшей читать письмо, и его руки на мгновение замерли в воздухе.
Изящество принца, бывшего лучшим во всем, включая поэзию, не оставило Сейрана даже после всех прошедших лет, и Шока рассеянно улыбался, вслушиваясь в затейливые строчки послания.
Шурей, будучи Шурей, время от времени останавливалась, чтобы прокомментировать поразившее ее предложение или мягко пожурить Сейрана за невнимательность к самому себе.
Наконец письмо подошло к концу, и Шурей затихла, рассеянно вертя в руке сухой ярко-красный кленовый листок с нежной улыбкой на лице.
- Когда же он вернется домой? – вздохнула она и подбросила листок в воздух, позволив ему покружиться под потолком и послушно спуститься вниз, обратно в раскрытые ладони.
Шока задумчиво опустил глаза, его взгляд упал на аккуратно сложенные кусочки конверта.
- Кажется, сегодня, - внезапно обронил он, и Шурей тут же подскочила, чтобы собственными глазами убедится в сказанном.
Несколько секунд она мысленно складывала криво разложенные на столешнице иероглифы в слова. Наконец лицо ее просияло; девушка поспешно схватила зимнее пальто и пулей выскочила за дверь, не слыша окликов отца.
Шока вздохнул и покачал головой. Когда Шурей прислушивалась к нему в такие моменты? К тому же, он был уверен, позже она все равно получит заслуженную порцию упреков от Сейрана.
***
Гора Рью была единственным местом, через которое можно было попасть в столицу, если ехать со стороны Восточных Врат. Отряд Сейрана, возвращавшийся сегодня из провинции Ран, непременно должен был проехать по этой дороге.
Шурей, кивнув самой себе, продолжила целеустремленно подниматься в гору; вокруг нее кружились, танцевали невесомые снежинки.
Она вздохнула - ее дыхание образовало белое облачко пара – и натянула пониже подбитый мехом капюшон. Чем выше она поднималась, тем холоднее становился воздух.
Она и не заметила, как пришла зима.
Эти полгода – лето и осень - пролетели очень быстро, наполненные работой, учебой, новыми знакомствами, заботой об отце. Редкими встречами с Рьюки. Редкими письмами от Сейрана.
Лето, как всегда принесшее с собой пугающие грозы и невыносимую жару, было первым летом, которой Шурей провела без своего лучшего друга. Она вспомнила, как был недоволен и как волновался Сейран, получив «командировку» в провинцию Ран. Не смотря на возможность дальнейшего повышения по служебной лестнице, он почти мгновенно решил отказаться от возложенной на него задачи. Шурей, интуитивно уловив причину его беспокойства, потратила многие часы уговоров, доказательств, логических утверждений и даже просто замаскированных угроз, чтобы удержать Сейрана (который с раздраженным выражением лица буквально рвался во дворец – «повидать» Рьюки или разрушить свою карьеру, она не была уверена).
В итоге, ей пришлось пережить последнюю майскую грозу, гордо сидя с каменным выражением лица перед целой комиссией наблюдателей. Хотя все, что ей в этот момент хотелось – это убежать и спрятаться под покрывало, или, еще лучше, вцепиться в Сейрана (который смотрел на нее со смесью восхищения и беспокойства) и спрятаться в его надежных объятиях, слушая терпеливый голос, говорящий слова утешения. Вместо этого она должна была терпеть безумный смех едва сидящего на стуле Энсея (который, естественно, в этот день случайно проходил мимо их дома) и веселую полуулыбку собственного отца. Шурей до сих пор не могла понять, что смешного нашли отец и Энсей в ее напряженном выражении лица, но испытание она прошла, и Сейран, верный своему обещанию, уехал патрулировать маленький город в провинции Ран.
Потом она еще не раз проклинала собственную решимость устроить жизнь Сейрана, сидя в темном углу комнаты, с головой укутавшись в одеяло и слушая пугающие раскаты грома.
Но лето прошло, и пришла осень, а с ней грибные дождики, дожди и ливни. И снова их дырявый дом стал жертвой бесконечных потоков воды. И снова Шурей, сбиваясь с ног, перетаскивала ведра с места на место и почти молилась на письма друга, которые в ту пору чаще всего содержали подробные инструкции, достойные уровня императорского плотника.
Но прошла пора дождей, время, казалось, почти замерло, и Шурей обнаружила себя дико скучающей по Сейрану. Если подумать, то первый раз в жизни они расстались друг с другом так надолго. Она буквально до дыр зачитывала каждое из его писем, пытаясь читать между строками. Тогда она и впервые заметила поразительную элегантность начертанных иероглифов и затейливый язык его посланий – черты, которые отличали выходцев их знатных семей, приближенных к императору. Шурей вспомнила, что когда Сейран впервые появился в их семье, он уже умел и читать и писать, и именно он впервые научил ее писать собственное имя. Загадка его прошлого снова начала беспокоить девушку, но она упорно гнала все мысли о ней из головы, находя знание о прошлом Сейрана одновременно таинственным и пугающим.
Ши Сейран был ее Сейраном, и это все, что имело для нее значение.
Шурей снова кивнула и вдруг чихнула, шмыгнув носом. Северный ветер с каждой минутой становился все холоднее и холоднее, завывая и кружась возле ее ног, словно голодный, дикий зверь. Девушка подняла руки к подбитому мехом вороту пальто и постаралась запахнуть его плотнее, прекрасно осознавая, что если она умудрится простудиться, то упрекам и замечаниям не будет конца.
Она поднималась выше, оставляя на едва прикрытой снегом земле отчетливые следы; ожидание внутри нее постепенно перерастало в нетерпение и раздражение, вызванные холодом и нелегкой дорогой.
Выдержка никогда не была ее сильной стороной и сейчас желание увидеть друга, по которому она безумно скучала, жгло ее изнутри, превращая в капризную маленькую девочку. И когда она уже готова была топнуть ногой (благо, никого не было рядом, чтобы застать ее маленькое представление-истерику), издалека послышался неровный топот копыт по замерзшей земле.
Шум быстро нарастал, и не успела Шурей и глазом моргнуть, как около двух десятков боевых лошадей возникли на вершине горы и окружили ее со всех сторон. Резкий лошадиный запах и влажное фырканье оглушили ее, и несколько мгновений девушка лишь ошеломленно моргала, не слыша удивленных предположений солдат о том, кто она и почему стоит в одиночестве на вершине Рью. Лошади всегда пугали Шурей (и восхищение этими животными, которое испытывали Рьюки, Сейран, генерал Ран, а особенно Джуусан-химе, безмерно удивляло ее), а двадцать лошадей просто приморозили ее к месту. Охваченная тревогой, девушка могла лишь лихорадочно вертеть головой, ловя взглядом потные, гладкие, мерно вздымающиеся белые, каурые, вороные и гнедые бока коней.
Заметив ее страх перед мирными животными, солдаты добродушно рассмеялись, заработав хмурый взгляд девушки (весь эффект которого испортила скрывающаяся в ее глазах неуверенность).
Поток шуточек и смешков прервал четкий, хорошо поставленный голос молодого человека, неслышно подъехавшего на лошади ближе к остальному отряду:
- Что происходит? – строго спросил он, оглядывая окружившую что-то (или кого-то) толпу подчиненных. Весь путь от провинции Ран до Кийо он, как положено капитану, замыкал нестройные ряды всадников и теперь не успел заметить замешательство солдат, пока не стало слишком поздно.
- Командир, - эхом пронеслось по рядам бормотание тут же притихших военных, и лошади, послушные умелым рукам, расступились, образуя что-то вроде прохода.
- Сейран, - пискнула Шурей, все еще боясь сдвинуться с места; огромная волна облегчения и счастья охватила ее при звуках родного голоса. Правда, все, что она могла пока что видеть с «высоты» своего роста и сжатого в комочек положения были иссиня-черная широкая грудь и стройные ноги его боевого коня.
- Госпожа, - выдохнул Сейран, поспешив спрыгнуть на землю, и устремился к ней; в одном слишком знакомом для нее слове удивительная смесь изумления, тревоги и радости.
На одно сумасшедшее мгновение Шурей показалось, что он сейчас приподнимет ее и закружит в воздухе, как ребенка, но, не дойдя до нее всего лишь шаг, Сейран замер на месте. Видимо, не совсем уверенный, что сказать или сделать дальше, и чувствуя на себе сконфуженные и любопытные глаза собственных подчиненных.
Но Шурей уже было все равно. Сократив расстояние между ними до нескольких сантиметров, она протянула руки и вцепилась мертвой хваткой в податливую ткань его мягкого зимнего плаща.
Обнять его и спрятать лицо в складках его одежды– это был ее давний способ отгородиться от остального мира, отгородиться от всех ужасов и тревог, и, прекрасно зная это, Сейран пару мгновений неподвижно стоял на месте, позволяя ей немного успокоиться.
Он был поражен, что она зашла настолько далеко, чтобы встретить его, но Шурей была Шурей, и он в какой-то степени догадывался, что она не будет терпеливо сидеть в доме, ожидая его прибытия. Но это не значило, что она не получит позже от него заслуженную порцию наставлений.
Его подчиненные все еще безмолвно таращились на них, и Сейран, передернувшись, незаметно закатил глаза. Если бы взгляды имели физическое воплощение, он бы уже давно чесался с головы до ног.
Когда позади него раздалось первое замечание, произнесенное вопрошающим шепотом, Сейран нежно отделил тонкие пальцы подруги от своей одежды и, взяв ее за руку, повел к лошади.
Пока они дошли до мирно ожидающего их коня, половина солдат пришло к тихому выводу, что Шурей была его девушкой, и Сейран только тихо вздохнул, зная, что сейчас никак не сможет разубедить упрямых подчиненных. Благо, Шурей была слишком занята собственными мыслями и послушно шла рядом с ним, не слыша громкий шепот солдат.
Сейран рассеянно проверил натяжение подпруг и, нехотя отпустив теплую руку Шурей, всадил ногу в стремя, схватившись за луку. Потом легким движением тела перенес правую ногу через круп лошади и плавно опустился в седло.
Теперь оставалось самое сложное – посадить на лошадь Шурей. Его госпожа настолько же не любила и боялась лошадей, насколько он сам любил и восхищался ими. Сесть на лошадь Шурей могла заставить только крайняя необходимость, как, например, случилось по дороге в провинцию Са. Сейран нахмурился – воспоминание отозвалось в голове ненавистным именем, а на языке – горьким вкусом яда.
Приняв его непривычное для нее выражение лица на свой счет и вообразив, что Сейран недоволен ее смехотворным страхом и медлительностью, Шурей вздрогнула и поспешила протянуть к нему руки. Он немедленно подхватил ее и посадил на седло перед собой, мысленно ругая себя за несдержанность. Сколько времени прошло, сколько воды утекло, а прошлое все так же, словно неотступная тень, неустанно продолжает преследовать его.
Шурей пошевелилась, устраиваясь поудобнее, и все незваные мысли мигом выветрились у него из головы. Он кивнул подчиненным, подавая сигнал о продолжении движения. Солдаты, встрепенувшись, с новой энергией двинулись по направлению к родному городу. Их командир мягко, не спеша перебрал поводья правой рукой и лошадь перешла на шаг, словно не замечая прибавившегося веса и дополнительного наездника. Земля медленно поехала из-под копыт назад, и Шурей тут же судорожно вцепилась в свободную руку молодого человека, легко обнимавшего ее за талию.
- Госпожа, закройте глаза, - вздохнул Сейран, и девушка решила послушаться, разжав пальцы. Повинуясь несильному, но властному движению руки, она откинулась назад и откинула голову ему на плечо. Ехать с закрытыми глазами было по-прежнему страшновато, и Шурей попыталась сосредоточиться на других окружавших ее ощущениях. Лошадь под ней перешла на рысь, но бежала плавно, снежинки быстро пролетали мимо, мокрыми колючками касаясь ее лица, вдалеке весело переговаривались солдаты. Толстый слой зимней одежды мешал ей почувствовать стук сердца сидящего позади человека, но зато она чувствовала под щекой шершавую поверхность его воротника, а под рукой – мягкую ткань рукава. Никто из них не спешил начать разговор, позволяя памяти радостно отмечать знакомые черты и чувства.
Вскоре солдат окружили привычные запахи и звуки большого города. Шурей с опаской открыла глаза и больше почувствовала, чем увидела, успокаивающую улыбку Сейрана. Копыта лошадей звонко зацокали по вымощенным булыжником мостовым.
Они осторожно миновали главную площадь, запруженную женщинами и детьми. Торговцы, чуть ли не до пояса высунувшись из-под своих прилавков, сладкими голосами зазывали к себе спешащих по своим делам домохозяек; выставленная на продажу скотина мычала и мотала головами, словно не одобряя беспорядочную и шумную толпу.
Сейран слегка тронул пятками бока лошади, проехал под решеткой ворот в трехметровой толщины стене, и они оказались на широком мосту, перекинутом через глубокий ров, защищавший сердце столицы от пожаров, врагов и прочих бедствий. Ров был выкопан еще по приказу прапрадеда Рьюки и ни разу не подвел Кийо и живущих в столице людей.
У подножия моста их встретила небольшая толпа, состоящая в основном из молодых женщин и маленьких детей. Шурей на мгновение испугалась столкновения, но толпа тут же послушно раздалась в стороны, и, окружив всадников, снова сомкнулась, словно море, разрезанное носом корабля.
Сейран, замыкавший отряд, отъехал немного в сторону и остановился.
Тут же воздух наполнился радостными возгласами, смехом, шутками: семьи встречали вернувшихся домой мужей, отцов и сыновей. Некоторые женщины плакали от счастья, пряча слезы на груди у любимых. На лицах солдат можно было увидеть одинаково смущенные, довольные улыбки; мужчины подбрасывали сыновей высоко в воздух, дети восторженно верещали.
Шурей весело засмеялась, наслаждаясь атмосферой всеобщего ликования.
Несколько минут спустя к Сейрану начали подходить женщины. Низко кланяясь, они благодарили его за заботу о мужьях. Некоторые из них узнали и Шурей. Сейран неизменно кланялся в ответ, мягко отвечая несколькими фразами, которые, тем не менее, творили чудеса, вызывая улыбки на юных лицах. Попрощавшись с командиром, солдаты расходились по домам, уводя с собой семьи, навстречу горячему обеду и теплой постели.
Постепенно площадь опустела, в холодном воздухе разлилась хрупкая тишина, прерываемая лишь фырканьем лошади, нетерпеливо переступавшей с ноги на ногу.
Шурей подняла голову, стремясь увидеть лицо Сейрана, но только уткнулась носом в его подбородок. Сейран попытался посмотреть вниз, но уткнулся подбородком в ее макушку. Девушка рассмеялась, щекоча его шею теплым дыханием, и вернулась в исходное положение, уютно устроившись в объятиях друга. Тысячи вопросов роились, словно дикие пчелы, в уголках ее сознания, смешанные со смутными надеждами, радостью, печалью, стремлениями. Мыслей было так много, что девушка не могла сосредоточиться ни на одной, и вместо сотни возможных предложений с ее губ слетело лишь одно:
- Добро пожаловать домой.
Сейран на мгновение застыл, не ожидая так скоро услышать положенное ему приветствие. Потом одна из прежде спокойно лежавших на холке лошади рук поднялась и, откинув капюшон ее плаща, легонько погладила девушку по волосам. Шурей (скорее по привычке, чем всерьез) тут же надулась, недовольно сдвинув брови к переносице. Бесстыжая рука на этом не остановилась и, приподняв капюшон за подбитый мехом край, довольно бесцеремонно надела его обратно, сводя линию обзора девушки к минимуму.
- Да, кажется, я дома, - в его голосе можно было легко различить веселые, дурашливые нотки
- Вот же… Я уже не ребенок, знаешь ли... – Шурей вернула капюшон в нормальное положение и цапнула воздух над головой, пытаясь поймать обнаглевшую конечность.
- Знаю, - безмятежно подтвердил юноша, пытаясь одновременно уклониться от атаки и развернуть лошадь.
Почувствовав под собой движение, Шурей тут же забыла о жажде мести и, пытаясь удержаться в седле, судорожно ухватилась за Сейрана.
Пытаясь отвлечься от жуткого средства передвижения и самого довольно неудобного процесса, по дороге домой Шурей непрерывно говорила, рассказывая Сейрану о событиях лета и осени. Посчитав свои позорные «грозовые» страдания излишними и не стоящими упоминания, девушка доложила другу о бесконечных осенних дождях, дефицитных ведрах и своенравных дырах в потолке, которые никак не хотели исчезать, сколько бы она их не забивала, замазывала или закладывала. С некоторым умилением сообщила об очередных забавных выходках своего отца и нелепых заявлениях Рьюки.
Щебет подруги успокаивал Сейрана, отвлекая от ненужных мыслей, наполняя неясным предвкушением.
Жилье, которое он делил вместе со своими подчиненными целых полгода, отличалось от дома в его понятии, хотя, привыкнув и обжившись в просторных бараках, солдаты начали шутливо назвать полюбившееся здание «гнездышком». Но для него, там, в провинции Ран, это помещение было просто крышей над головой.
Там не было пустынных, отдающих эхом коридоров и привычных, покрытых трещинами стен. Там не было маленьких и удобных традиций, не было щемящих сердце воспоминаний. Не было уютных, старых одеял и любимых книг.
Там не было теплых вечерних бесед за чашкой горького, как полынь, но странно успокаивающего чая. Там не было хозяина и хозяйки. Там не было Рьюки и не было Шурей.
Возле ворот особняка их ждала неподвижная, четко очерченная мягкими зимними сумерками фигура, в которой молодые люди тут же распознали хозяина дома. Сложив руки на груди и пользуясь длинными рукавами, чтобы не потерять драгоценное тепло, Шока терпеливо стоял среди неторопливо падающих на землю снежинок.
Сейран осторожно поставил на землю Шурей и, убедившись, что девушка твердо стоит на ногах, торопливо спешился сам. И тут же очутился в радушных, по-мужски крепких и торопливых объятиях.
- Добро пожаловать домой, - улыбнулся, распахнув ворота, Шока.
Сейран, расседлав лошадь, начал растирать блестящие от пота иссиня-черные бока.
Из-за открытой двери веяло светом, теплом и запахом еды.
Привязав лошадь под навесом, Сейран поспешил зайти внутрь.
Аромат маняще дымившегося в трех чашках чая был все таким же полынно-горьким, но безумно соскучившемуся по дому юноше он показался сахаристо-пряным. К сожалению, первый же глоток вернул Сейрана к реальности, вместе с едким привкусом на языке и изумленно-круглыми глазами Шурей, в следующую секунду безмолвно протягивающей ему блюдце со сладкими булочками.
И, купаясь в родных улыбках и голосах, Сейран впервые ясно, отчетливо, с пугающей сердце счастливой пронзительностью осознал: он вернулся домой.
Часть 2. ЛюбовьЧасть 2. Любовь
Утро выдалось облачным, и в воздухе до сих пор висели клочья тумана. Лучшим украшением пейзажа в этот день были скучные серенькие тучи, и Джуусан-химе, вдоволь налюбовавшись на унылые небеса, перевела взгляд на расстилавшийся под балконом не менее унылый сад.
Трава в саду была прикрыта тонким слоем свежевыпавшего снега, тут и там сквозь серебристую изморозь проглядывали лохматые кустики коричневато-зеленой муравы. Голые тонкие деревья сакуры казались куда более хрупкими, их ветви пронзали туман и растворялись в нем без остатка.
Стоящая на балконе девушка глубоко вдохнула насыщенный холодом утренний воздух, и закашлялась, стараясь прогнать из груди леденящую пустоту.
-Джуусан, - Шуе, до сих пор неподвижно наблюдавший за ней, подошел ближе и неловко переступил с ноги на ногу. Потом застыл, вглядываясь в туманный горизонт.
Прекрасно зная, о чем думает брат, девушка промолчала и лишь слегка склонила голову на бок, показывая этим, что внимательно слушает.
Шуе нахмурился. Такая задумчивость была совсем не характерна для нее.
Он вспомнил, как впервые встретил ее пятнадцать лет назад. Она была чудесной малышкой с заразительным смехом, живым блеском в ярко-синих глазах и волшебной улыбкой. Несмотря на трагическое детство, несмотря на смерть матери, несмотря на невнимание старших братьев, она оставалась неукротимой, яркой и теплой, словно огонек свечи. Но, как и любой огонь, ее можно было очень легко потушить.
Да, он знал, что младшая сестра очень чутко реагирует на перемены времен года. С проходом зимы ее задорная, полная эмоций болтовня иногда сменялась приступами уныния и отрешенностью. Девушка словно покорялась природе и скорее существовала, чем жила, пережидая холода. Но сейчас ее поведение нельзя было объяснить лишь особенностью организма.
Невидящий взгляд синих глаз покинул заснеженную землю и переместился на него. Шуе вздрогнул.
- Послушай меня, сорванец. Я знаю тебя всю: от пяток до лохматой макушки, так что можешь не притворяться передо мной. Что-то тревожит тебя?
Одна из рук девушки машинально поднялась к затылку и пригладила уложенные в идеальную прическу темные волосы. Джуусан моргнула, улыбнулась – лишь эхо детской улыбки – и тихо ответила.
- Может быть.
Затаившаяся где-то глубоко в сердце тревога усилилась, переросла в смятение, но Шуе не подал виду и дразнящее усмехнулся:
- Поешь - и все проблемы разрешаться сами по себе. Ведь твой желудок гораздо теснее связан с твоим настроением, чем голова. И оденься теплее.
- Но, Шуе нии-сама, смотри, какое прелестное кимоно, - девушка, наконец, повернулась к нему лицом и подняла в воздух один блестящий рукав, позволив ткани красиво заструиться вниз, переливаясь.
Кимоно было ярко-красным и изящно облегало фигуру. Вышитый золотом изысканный и живописный узор изгибался и шустрой змейкой сползал вниз. Шуе готов был поклясться, что только одно крепко затянутое на талии шафрановое оби стоило гораздо больше, чем составляло его жалование за полгода.
- Ты же ненавидишь их. Стоило мне или Дзину поднести несчастный кусок ткани к тебе ближе, чем на десять шагов, как ты начинала беситься и сыпать проклятиями. Даже нашим всемогущим братьям не удалось засунуть тебя ни в одну из специально приготовленных тряпок.
- Ну да. Ведь в кимоно нельзя залезть на дерево или, к примеру, покататься на лошади. Они до приторности шелковые, гладкие и сковывают движения лучше всяких цепей, - Джуусан фыркнула, потом, помолчав, нехотя добавила: – Но мне показалось, что еще немного, и толпа беспрестанно охающих, ахающих, кудахчущих служанок сведет меня с ума.
- Так ты сдалась и позорно сбежала сюда? – Шуе закусил губу, стараясь не рассмеяться.
Одарив брата хмурым взглядом, девушка взяла его за руку, прижавшись щекой к жесткому рукаву предплечья.
- Хочу снова командовать ими. Где Рьюрен нии-сама?
- Где-то бродит, вестимо, наедине с природой и ветром в гениальной голове. Причем здесь Рьюрен? – Шуе отрывисто вздохнул и выпалил мучившую его с самого начала разговора новость. – Джуусан, сегодня ты переедешь в гарем.
Девушка немного помолчала, сведя тонкие брови к переносице. Она не могла признаться в этом брату, боясь, что он сочтет ее трусливой и смешной, но ей там не нравилось. Гарем, ни разу не перестраивавшийся со времен смерти последней жены предыдущего императора, был огромным и пустым. Стены коридоров были выкрашены в жуткий пурпурный цвет. Нарисованные на них картины были безвкусными и нелепыми. В комнатах словно остановилось время, сохраняя в воздухе запах смерти, заговоров, зависти и ненависти.
Неправильно истолковав неуверенное молчание сестры, Шуе поспешил успокоить ее:
- Я не думаю, что Его Величество скоро позовет тебя провести с ним ночь. Ты же знаешь, все сейчас взбудоражены недавним покушением. К тому же он ждет решения Шурей, - он вздохнул и с сожалением спросил: - Тебе грустно?
Джуусан вопросительно подняла брови и пожала плечами.
- С чего бы это, Шуе нии-сама? Мне с младенчества была проложена прямая дорога в гарем. Мне еще повезло, что она привела меня к Рьюки, а не, скажем, к бывшему принцу.
- Так не нравиться Сейран? – Шуе вопреки себе развеселился.
- Нет, ну почему? Он красивый, знаешь, высокий и стройный, с великолепными вьющимися серебряными волосами до плеч, настоящий принц! - сложив руки на груди и устремив взгляд в никуда, Джуусан-химе весьма похоже изобразила одну из своих глупеньких влюбленных служанок.
Шуе закатил глаза. Его сестра ухмыльнулась.
- Но бывший принц, в отличие от Рьюки, довольно холоден к тем, кого он не любит, - девушка смешно сморщила нос. – Возможно, через некоторое время мне и удалось бы поладить с ним, но мне совсем не хочется проверять эту теорию. А в лице Рьюки у меня появится если не муж, то хотя бы новый друг.
Шуе пытливо заглянул ей в глаза, но, похоже, на этот раз сестра говорила правду. Ему ужасно хотелось закрыть от холода ее одетую лишь в тонкий слой яркого шелка фигурку, но снять с себя было нечего, разве что защитные матерчатые доспехи для плеч. Шуе прислонился спиной к каменным перилам и протянул руки, молчаливо прося ее подойти ближе. Джуусан послушалась, но в последнюю секунду передумала и, своенравно хмыкнув, отошла в сторону, вглядываясь в туман дворцового сада.
- О! – воскликнула она, успешно заставив замолчать уже было раскрывшего рот брата, - Шурей-тян!
Шуе заинтересованно обернулся, чтобы посмотреть через плечо.
Действительно, по припорошенной снегом траве сада, оставляя отчетливые следы, шла знакомая пара. Шуе настолько привык к такой картине (Шурей, смеясь, выступала впереди, Сейран, с легкой улыбкой на лице, следовал за девушкой, отставая на полшага) что не сразу догадался, что в ней было не так.
- Сейран вернулся, - наконец задумчиво произнес он. Мимо него пронесся маленький ураган, поднятый одним из огромных, словно крылья, шелковых рукавов ярко-красного кимоно.
- Шуе нии-сама, сделай одолжение, если захочешь поговорить со мной, не подходи к моим покоям ближе, чем на несколько сотен метров. Служанки сходят с ума и превращаются в безмозглых дурочек, думающих лишь о твоих красивых глазах. Пойду и поговорю с Шурей-тян, - объявив это, Джуусан-химе стремительно исчезла.
Шуе со странной смесью изумления и веселья на лице покачал головой. Если какая-то из особей женского пола (а он знал многих) останется для него загадкой до конца жизни, то это будет девушка, которая девятнадцать лет назад умудрилась родиться его единокровной младшей сестрой.
***
Комната, в которую ее проводила все еще верная своим прежним обязанностям Джуусан-химе, встретила Шурей приятным теплом специально зажженного обогревателя и мягким светом дюжины восковых свечей. Судя по огромным окнам, выходившим в императорские сады и длинному прочному столу, стоящему посреди относительно пустого помещения, эта комната была чем-то вроде рабочего кабинета или, возможно, комнаты для совещаний.
Почувствовав, как по телу поползли мурашки – признак того, что ее тело начало согреваться, девушка поспешала сложить перед собой руки и склонится в поклоне, приветствуя императора Сайюнкоку.
- Шурей! – раздался счастливый возглас, шуршание бумаги и скрип деревянных ножек по мраморному полу – Рьюки пытался выбраться из-под стола.
Девушка улыбнулась и выпрямилась, опустив руки. Рьюки поспешил к ней, шурша тяжелыми императорскими одеяниями и спотыкаясь о длинную ткань на каждом шагу.
Шурей закатила глаза и слегка отступила вправо, избегая щедрого императорского объятия, которое, она прекрасно знала по собственному опыту, оставит ее в полузадушенном состоянии. Не давая императору времени для того, чтобы осознать ее спасительный трюк, девушка поспешно схватила руками одну из его рук и повела Рьюки к маленькому чайному столику в углу.
Усадив неугомонного правителя с одной стороны, Шурей грациозно опустилась на колени с другой и расправила складки платья на коленях. Пока возникшая как по волшебству служанка разливала им чай, оба молчали, разглядывая друг друга.
Шурей радостно отметила, что император выглядел бодрым и здоровым, хотя по столице уже вовсю ходили слухи об очередном несостоявшемся покушении. Его золотисто-медовые глаза блестели и светились счастьем встречи, на лице была искренняя широкая улыбка. Сегодня его служанки, очевидно, решили обойтись без тяжелого головного убора, доставлявшего Рьюки массу неудобств. Император был одет в традиционные одежды нежно-лилового цвета.
- Шурей, случилось что-то хорошее? – с любопытством спросил Рьюки, увидев, как смягчились линии ее лица. Впервые за несколько месяцев девушка выглядела настолько довольной и умиротворенной. Словно не было ничего, что могло бы сделать ее еще более счастливой.
Неважно, насколько часто она приходила его навестить, его тоска по ней не становилась легче. Дворец всегда казался таким пустым. Коридоры становились длинными и темными, он мог слышать лишь свои шаги, лишь свои, эхом отражавшиеся в пустом воздухе. Он не мог услышать ее звонкого, чистого голоса, зовущего его по имени, не мог услышать ее смех, когда она разговаривала с Сейраном, Койю или Шуе.
Шурей моргнула, очнувшись от раздумий.
- Сейран вернулся домой, - голос ее был тихим, но лицо осветилось такой радостью, что Рьюки на мгновение почувствовал внутри тянущий холод, предчувствие чего-то пугающего и неотвратимого. Но, не желая слушать противный ревнивый голос, шепчущий где-то в дальнем темном уголке его души, император упрямо сосредоточился на теплом чувстве, которое родилась из восторга Шурей и собственного ликования от услышанной новости.
- Сейран вернулся? Это, без сомнения, великолепная весть! – поддержал он девушку. – Почему же он не пришел приветствовать Нас?
- О, он сказал, что ему нужно прежде отдать несколько распоряжений, - Шурей закрыла глаза и, подняв хрупкую чашечку, наполненную ароматным, душистым чаем, сделала осторожный глоток, наслаждаясь изысканным вкусом.
- Мы думали о том, чтобы снова повысить его. Но в связи с недавними покушениями, может случиться так, что Нам понадобятся его услуги как телохранителя, - гордость в голосе императора сменилась хмурой задумчивостью.
Глаза Шурей потемнели.
- Почему же после стольких лет на тебя снова началась охота?
- Мы много размышляли об этом, Шурей и, клянемся, не можем вспомнить никого, кто ненавидел бы Нас с такой силой. Все это кажется Нам таким театральным: месть, заговоры, яды. Если нити тянутся в прошлое, на ум приходит лишь одно: принцы. Но все они погибли, затянутые в водоворот гражданской войны.
Шурей покивала, обдумывая его слова.
- А как насчет принца Сейена? Он мог остаться в живых. И все эти годы скрываться в тени, планируя завладеть троном…
- Брат не мог! – Рьюки, приподнявшись, так хлопнул ладонями по столу, что чашки из тонкого фарфора жалобно зазвенели.
Испуганная его бурной реакцией девушка дернулась назад, подняв на него огромные непонимающие глаза. Рьюки угрюмо уставился на свои сжатые в кулаки руки. Интересно, что бы она сказала, узнав, что этот самый «скрывавшийся в тени» принц жил с ней под одной крышей последние пятнадцать лет.
В комнате воцарилась неуютная тишина. Шурей неловко откашлялась.
- В любом случае, Джуусан-химе как мать будущего наследника тоже находится под угрозой.
Рьюки слегка расслабился и опустил плечи, осознав, что опасная тема миновала.
- Да, поэтому Мы распорядились перевести ее в гарем, хотя она еще не является официально Нашей женой.
Шурей вспомнила усталые синие глаза тринадцатой принцессы и нахмурилась. Предстоял нелегкий разговор.
***
Дворец звенел, взбудораженный слухами, и, напряженный и расстроенный, Сейран через некоторое время обнаружил себя в императорском саду. В воздухе мягким покрывалом расстилалась тишина, воздух был влажным и тяжелым. За полгода, проведенных в морской провинции, его уши привыкли к звукам волн, а легкие – к соленому воздуху, и сейчас, посреди тихого, безветренного, покрытого деревьями клочка земли он чувствовал себя чуждым и далеким.
Во дворце произошла серия покушений на императора. Это было неожиданно, это было необъяснимо. Страна, пережив несколько кризисов, приняла нового императора, благородные цветные семьи признали его власть, чиновники в провинциях смирились с переменами и подчинились столице, поля зеленели и давали урожай.
Никто не осмеливался озвучить свои догадки, но все подозрения автоматически пали на принца Сейена.
Более того, Сейран с угрюмым весельем готов был согласиться, что лучшей кандидатуры на роль подозреваемого отыскать было невозможно. Не знай он лучше, тут же обвинил бы самого себя.
А он почти поверил, что его жизнь может быть спокойной и безоблачной. Что он способен жить, как обычный человек, любить и радоваться каждому новому дню.
Прошлое снова показало за его спиной свою уродливую тень. Тьма снова распростерла крылья у него за спиной.
И больше всего на свете он боялся, что эта тьма накроет дорогих для него людей. Как это случилось пятнадцать лет назад. Как это случилось в провинции Са.
Он не хотел больше терять никого. Никогда.
Он боялся и боялся, и страх делал его безмолвным и неподвижным. И не было никого, кто смог бы освободить его от этого ужаса, щемящего сердце. Он не хотел втягивать в свой собственный маленький личный ад других. У Шоки были собственные демоны, с которыми необходимо было бороться. И Сейран знал, что ни за что на свете он не позволит Шурей, чистой, искренней, невинной Шурей прикоснуться к темноте, живущей в глубине его сердца.
Надежда – это всего лишь глупая мечта, которая позже принесет лишь отчаяние и пустоту.
Но неважно сколько раз он повторял, словно заклинание, эти слова. Отрицая логику ума, его душа, словно мотылек, завороженный огнем, летела на тепло ее слов, ее рук, ее глаз. Он был зависим от ее доброты, и больше не мог найти сил, чтобы оттолкнуть ее от себя. И Сейран ненавидел себя за эту слабость.
***
Она нашла его возле маленького, почти полностью замерзшего пруда. Он стоял, полускрытый тенью раскидистого вечнозеленого клена и кормил рыбу крошками бог весть откуда взявшегося пирога.
Он не оглянулся, услышав за спиной легкие шаги.
- Уклоняешься от обязанностей? Как же твои подчиненные справятся без своего командира? – поддразнила девушка, становясь рядом и наблюдая за одиноким карпом, который плавал кругами, разрезая ледяную воду.
К ее удивлению, Сейран не ответил. Лишь покосился краем глаза и опять отвернулся к зеркальной поверхности пруда, так, что она не могла увидеть его лицо сквозь завесу серебристых волос.
- Сейран?
- Меня сместили. И назначили расследовать покушения, - его голос был бесцветным и усталым.
- Не телохранителем? – искренне удивилась Шурей, чувствуя, как дрогнуло и упало куда-то вниз сердце.
Он только покачал головой.
Девушка снова уставилась в воду, формулируя в голове правильные слова. Сейран был явно чем-то расстроен. В то мгновение, когда он слегка повернулся к ней лицом, она успела заметить, как плескалась в глубине серо-зеленых глаз тщательно скрываемая боль. И сердце девушки тут же заболело в стремлении утешить его.
Сейран редко говорил о собственных проблемах, еще реже – о своих переживаниях. Почему он не может сказать ей искренне о том, что лежит у него на душе? Возможно, тогда она может разобраться и в своих чувствах.
Она вгляделась в свое отражение на гладкой поверхности пруда. Вокруг ее фигуры неуверенно застыли на хрупкой глади тонкие силуэты голых деревьев, в пруду неподвижно и тяжело лежало серое небо. Одинокий лист сорвался с ветки у них над головой, мягко, неспешно спланировал вниз и коснулся поверхности ледяной воды, спугнув осторожного карпа. Цвета смешались. По воде пошли круги, разрушив иллюзию еще одной призрачной Шурей.
Девушка снова перевела взгляд на Сейрана, а тот, заметив устремленный на него очень задумчивый, печальный взор, пришел к неожиданному выводу. Решив, что подруга хочет покормить снова спокойно нарезавшего неспешные круги императорского любимца, юноша протянул девушке все, что осталось у него в руке от сладкого черничного пирога.
Шурей, все еще угнетенная тяжелыми мыслями, автоматически приняла и начала сама жевать предложенное для рыбы угощение. И лишь почувствовав на языке сладко-кислый аромат летней ягоды и услышав легкий, почти невесомый смех Сейрана, девушка пришла в себя и моргнула, освобождаясь от наваждения. И улыбнулась, не в силах сопротивляться теплому чувству, рожденному внутри нее звуками его голоса. Если она может рассмешить его таким способом, то она готова была делать маленькие неуклюжие глупости снова и снова, только бы чаще слышать его смех.
И так же быстро, как возникла, улыбка исчезла с ее лица, глаза снова наполнились растерянностью и внутренней тревогой. Сейран вздрогнул и протянул руку (словно пытаясь дотянуться до мыслей девушки, побороть все ее переживания), но тут же уронил ее, вспомнив все собственные страхи и сомнения. Это был заколдованный круг. Все, на что он был способен…
- Госпожа, что-то тревожит вас?
- Ох, Сейран, - выражение ее глаз смягчилось, - ты опять заботишься о других больше, чем о собственном благополучии.
Его неизменный альтруизм снова откликнулся в ней странной смесью раздражения и обожания, и слова, покорные детской привычке, полились нескончаемым, жалобным, торопливым потоком.
На одном дыхании она рассказала ему об обещании, данном ею императору, рассказала о решении императорского двора и причинах, по которым Рьюки установил определенный срок: пока не расцветет первый цветок весенней сакуры. Сейран, терпеливо выслушав ее сбивчивый, невнятный рассказ, ничем не высказал своего удивления и только легонько вздохнул.
- Я догадывался, что вас беспокоит что-то, связанное с императором… Что ж, если вы любите его, вы должны быть рядом с ним.
- Люблю, конечно, и очень хочу, чтобы он был счастлив, но Сейран, это не отличается от той любви, которую я испытываю к дорогим для меня людям. Да, мне не нравится, что ему придется жениться на другой женщине, но то же самое относится к тебе. Да, мне хочется помочь ему, но, с другой стороны, я не хочу сдаться и забыть свою мечту – помогать императору и людям Сайюнкоку, будучи чиновником. О, я ведь знаю, что значит быть императрицей! Красивые шелка, пресмыкающиеся слуги и абсолютно никакой свободы. Я уже через год стану ленивой и толстой! – Шурей смешно надулась, и Сейран снова рассмеялся.
- Вовсе нет, госпожа. Вы скорее разнесете дворец до основания, чем станете ленивой и толстой.
Шурей надулась еще сильнее, потом улыбнулась. Ее улыбка вызвала в нем горькие воспоминания о двух женщинах.
Первая была его собственной мамой – прекрасной, умной, доброй, но слабой духом мамой, - которую он и ненавидел и любил одновременно. Словно красивая птица в клетке, его мать задыхалась во дворце, окутанном интригами, заговорами, таинственными смертями. Все, чего она хотела – любовь императора. Все, что видел принц Сейен в материнских зеленых глазах – ненависть и презрение. И вместе с тем он любил ее – той беспричинной сыновней любовью, которая живет в детях с первого их крика, подсознательная, до боли глубокая.
Вторая была матерью Шурей. Она тоже походила на красивую птицу, но красота, которой она обладала, была не только естественной, внешней. В ней жило очарование, которое может быть рождено лишь свободой. Свободой и разделенной любовью.
В итоге их обеих ждала смерть, но какими же разными были их концы! Сузуран умерла, покоряясь судьбе, потеряв всякий смысл жизни, сломленная и беспомощная. Шокун умерла с улыбкой на губах, в объятиях мужа, полная счастливого осознания того, что этой жертвой может спасти единственное свое дитя.
Он не боялся того, что решетки дворца могут сломить дух упрямой и стойкой Шурей. Но больше всего на свете он хотел видеть ее на свободе, уверенную и стремительную, в погоне за яркой, дерзкой мечтой. Он хотел, чтобы она смеялась, пела, любила и просто жила, не скованная никакими узами.
- Значит, вы не знаете, любите ли вы его как будущего мужа? – как можно тактичнее постарался сформулировать проблему Сейран.
Шурей опустила глаза.
- Да. Признаться, я даже однажды специально позволила ему себя поцеловать, чтобы проверить, не почувствую ли я эти «трепетные ощущения», о которых говорили девушки из Когаро. И ничего. А что, если дело во мне? Боже, мне даже не с чем сравнить, кроме поцелуев «того человека», а его я точно не любила как будущего мужа!
Сейран оторвал потемневший взгляд от раскрасневшейся девушки и сжал руки в кулаки, стараясь успокоиться. Он прекрасно знал, кого имела в виду Шурей. Са Сакуджун. Трагедия, от которой он не смог ее защитить. Припорошенная временем ненависть всколыхнулась с новой, яростной силой, но тут Шурей тихо охнула и поспешила схватить его за рукав. Злость в светлых глазах тут же сменилась сожалением и презрением к самому себе. Последнее чувство наполнило сердце девушки страхом потери, и она, преодолев расстояние между ними в один неуверенный шаг, обхватила его руками, чувствуя под ладонями уверенные мышцы его спины.
- Прости.
Они еще долго стояли так, греясь в теплых объятиях другого. Щека прижала к виску, рука запуталась в шелковых прядях темных волос – Сейран тихо шептал ей на ухо все известные ему сказочные, счастливые истории любви.
@темы: Фанфикшен-автор, Фанфикшен
-
-
10.10.2015 в 22:06